Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– В прямом. Штурмана как ангелы: всегда ближе к звёздам. Не то что мы, грешные трюмачи. Нам светила открываются как астрологам - с чёрного хода.
– Не обольщайтесь: астрология - удел околонаучных заблуждений и отнюдь не кладезь ума и знаний.
– Но мы говорим о романтике. Она не исключает понятия красоты, и уж тем более - ни луны, ни звёзд, - старшина повёл рукой, как бы подчёркивая тем самым полную раскованность своих мыслей.
– Только вот звёзды открываются не всем сразу. Иной долго глядит на небо, а замечает лишь звёздную пустоту на миллионы световых лет...
На
– Хватит молоть чепуху, - сказал, слегка повышая голос.
– Желая выглядеть умнее других - умным не станешь. Мой совет: повторите школьный учебник по астрономии. Этого с вас пока достаточно.
Егор почувствовал, что настала пора и ему вмешаться как старшему на мостике.
– Перекур закончен, всем вниз, - бросил он, не меняя позы и не поворачивая головы, как бы являя своё полное беспристрастие ко всему происходящему.
Матросы нехотя потянулись к рубочному люку, на ходу швыряя окурки за борт.
С пристальным прищуром проводив Сенина, Чижевский уселся рядом с Егором.
– Ну и гусь...
– всё ещё горячился Эдуард.
– Зря ты не дал нам договорить. Он бы запросто схлопотал у меня пару суток губы. Да и ты мог бы добавить ему от щедрот душевных.
При этих словах Непрядов почувствовал, как в нём с новой силой колыхнулась былая неприязнь к Чижевскому.
– Но ты же сам ввязываешься в это дело, когда тебя никто не просит, довольно сухо, стараясь ничем не выдать своего раздражения, отвечал Егор.
Губы Чижевского слегка искривились в надменной, снисходительной ухмылке, как если бы он услышал очевидную глупость, на которую даже не следовало отвечать.
Большого труда Егору стоило сдержаться, чтобы единым вздохом не высказать всё, что он думает о нём. Вместо этого лишь педантично напомнил, что время перекура закончилось.
– Что? Это ты мне?..
– удивлённо спросил Чижевский, едва не выронив изо рта сигарету.
– Не понял тебя.
– Я сказал - вниз!
– твёрдо, с крепко стиснутыми зубами повторил Егор, чувствуя, как немеют щёки, будто лицо начало каменеть.
– Ну знаешь, это перебор, - только и смог возразить Эдуард. Встретившись глазами со старпомом, он понял, что дальше не стоит испытывать судьбу. Сделав пару глубоких затяжек, щелчком отправил недокуренный чинарик за борт и лишь после этого спрыгнул на деревянный настил рубки.
Непрядов остывал медленно, словно в нём, как в паровом котле, клокотала кипящая вода. Нетрудно было понять, в кого на самом деле метил Эдуард, разглагольствуя о необходимости разобраться со старшиной Сениным. Да и не в старшине, конечно же, была суть. Их отношения складывались гораздо сложнее: всё началось от взаимной неприязни, временами возникавшей каким-то надоедливым кожным зудом. Не забыл ещё Непрядов, из-за чего они в своё время сошлись на ринге...
Отстояв вахту, Егор направился в дизельный отсек. Освежился под душем крепким рассолом забортной воды, напился в кают-компании чаю и с облегчением рухнул в своей каюте на койку. В море ему редко выпадало спать раздетым. Но сегодня он решил позволить себе такое удовольствие, всласть растянувшись на чистых простынях. Он любил своё тесное подводное жилище. Весь
Также большой редкостью случалось в автономке побыть наедине с самим собой. Просто полежать, подложив ладони под голову и глядя в подволок, стараясь не думать о неотвязных старпомовских делах, которых всегда невпроворот.
Недолго поблуждав, мысли его обратились к Кате. Вспомнилось, что по всем срокам пришла пора ей рожать и что по всей вероятности в Майва-губе её давно нет - уехала к матери в Ленинград. Случившуюся с Катей истерику в последние минуты их расставания Егор почти уже не вспоминал - настолько незначительной и мелкой казалась ему эта досадная ссора между ними. "Уж верно та, которая не любит, никогда не прольёт при расставании слёз, размышлял Егор.
– Их подлинную цену только в разлуке и познаёшь. Вот когда каждая слезинка - дороже самых дорогих жемчужин..."
Дверь со скрипом отъехала на полозьях в сторону.
– Ты не спишь, Егорыч?
– спросил Вадим, загораживая своей располневшей фигурой узкий дверной проём.
– Входи, гостем будешь, нальёшь - хозяином, - с грузинским акцентом произнёс Егор, теснясь на диване и уступая другу место. Замполит сел, и пружины жалобно пискнули под его тяжестью.
– Супертяжеловесом становишься, - посочувствовал Непрядов и подсказал, хлопая друга по спине.
– Спортом бы тебе заняться, или, на худой конец, женился бы, что ли...
– Уже советовал - повторяешься.
– Да ты ж не торопишься воспользоваться мудрейшим советом. Эдак скоро в рубочный люк перестанешь влезать.
– Зато у вас, Егор Степаныч, извиняюсь, как у цыганского мерина - кожа да кости.
– Как?!
– возмутился Егор.
– А это...
– и, напрягаясь, поиграл тугими бицепсами.
– Показуха, - будто не поверил Вадим.
– Не зря говорят, что в здоровом теле - здоровый дух. А у тебя нервы не в порядке.
– Не уловил, - прикинулся Егор недотёпой, простодушно улыбаясь.
– Нельзя было с Чижевским так резко, да ещё в присутствии вахтенных, теперь об этом по всей лодке слух пошёл... Волевыми методами даже салажонка не положено воспитывать. А Чижевский достаточно просолился.
– Ты замполит, вот и воспитывай, а моё дело - приказывать.
– Егор возбуждённо заворочался на диване, пихнув невзначай коленкой в бок приятеля.
Вадим, будто осерчав, ещё сильнее придавил Егору ноги.
– Позвольте, Егорыч, с вами не согласиться, - с вежливой издёвкой продолжал Колбенев.
– Замполитом, в силу необходимости, становится каждый, у кого в кармане партбилет. Не мне бы тебе об этом напоминать и не тебе бы мне давать такой повод. Не обессудь, скажу тебе прямо: случилось как раз то,чего я больше всего боялся. Между вами начинается какая-то мышиная возня, в то время как надо быть выше личных амбиций.