Обитель подводных мореходов

Баранов Юрий Александрович

Одолев искушение "промочить ноги", он всё же повернулся и пошагал прочь. Тогда Егор не знал, что следующей их встрече суждено было состояться не скоро. То ли устыдившись своей нечаянной страсти, то ли проклиная Непрядова за нерешительность, Нинон долго не давала о себе знать. Егор, впрочем, и сам не искал встречи. Работы стало невпроворот.

12

Близились призовые стрельбы. Командир сам не сходил на берег, о том же и своим офицерам заказал помышлять. Третье место в бригаде, завоёванное ещё при старом командире, Жадова явно не

устраивало. С неизбывной энергией он с утра до вечера устраивал корабельные смотры, авралы, учения. На замечания и разносы не скупился, под горячую руку любого наказать мог, если где-то замечал непорядок.

Егор все же притерпелся к новому начальству. Не настолько плохим оказалось его штурманское заведование, чтобы к нему можно было бы без конца придираться. В конце концов Гурий Николаевич как-то обмолвился, что в "боевой части раз" наведён должный порядок. Более терпимо стал командир относиться и к Хуторнову, особенно после того, как старший матрос блеснул мастерством на состязаниях бригадных "глухарей". Флагсвязист назвал Хуторнова в числе лучших корабельных гидроакустиков.

Труднее всего приходилось Стригалову, на которого Жадов не переставал давить, как на отстающего. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, если бы ему ненароком не помог Непрядов...

Призовая стрельба, к которой так основательно готовился весь экипаж, состоялась в конце августа. В море вышли с рассветом. По горизонту сплошной стеной занимался пожар, в недрах которого обозначился край всходившего солнца. Оно высвечивало, будто железная заготовка, которую раскаляли на углях в кузнечном горне. Как бы не желая просыпаться, чайки изнеженно покачивались на матовой воде, с места снимались неохотно, лишь перед самым форштевнем. Отлетев немного в сторону, тяжело шлёпались на воду снова досыпать.

Проверяющим на этот раз в море пошёл сам комбриг, капитан первого ранга Казаревич. Несмотря на утреннюю прохладу, он сидел поверх ограждения рубки в одной кремовой рубашке с расстёгнутым воротником, подставив широкое плоское лицо неярким солнечным лучам. Казалось, комбриг дремал, совсем ни на кого не обращая внимания. Лишь изредка, как бы очнувшись, делал для себя пометки в записной книжке и снова погружался, как баклан на воде, в дрёму.

Но чем спокойнее казался комбриг, тем более нетерпеливым и деятельным становился командир лодки. Всем своим видом будто старался показать, как крепко держит в руках весь экипаж.

– Штурман!
– вопрошал так отчётливо и громко, что вероятно на добрую милю кругом было слышно.
– Сколько до точки?

– Какой точки?

– А вы до сих пор не знаете?.. Погружения, какой же еще!

– Два часа ноль девять минут.

– Сразу надо отвечать.

Егор смолчал, убеждённый, что совсем не обязан разгадывать командирские ребусы.

Комбриг достал книжку и что-то снова пометил в ней. Жадов при этом болезненно поморщился, зло глянув на штурмана. Выждав какое-то время, обратился уже к Стригалову.

–

Вахтенный офицер, как на румбе?

– Двести семьдесят два.

– Рулевой?
– тотчас переспросил у стоявшего за штурвалом Бахтиярова.

– На румбе двести семьдесят два, - подтвердил старшина.

Казаревич что-то подчеркнул в прежней записи.

Шли вблизи острова, и Егор, пользуясь случаем, пеленговался по маяку.

– Штурман, - сказал комбриг, поворачиваясь в сторону Егора, - почему перестали с моряками боксом заниматься? Талантов нет или пороху не хватило?

– Талантов хоть отбавляй, - ответил Непрядов, - да только времени совсем нет.

– А почему раньше было?

Егор лишь пожал плечами, намекая, не у него же об этом спрашивать надо...

– Скушновато жить стали, - сняв пилотку, комбриг провёл рукой по жиденьким белёсым волосам.
– Вы не находите, командир?

– Я думаю, товарищ комбриг, служба прежде всего. Скучает лишь тот, кто ничего не делает. У нас таких нет. Нам пока что для отработки нормативов и двадцати четырех часов в сутки мало. Вот заявим о себе, тогда другое дело.

– Заявляйте, Гурий Николаевич, - согласился Казаревич.
– Через два часа и ноль девять минут вам такая возможность будет предоставлена.

– Уже через час и пятьдесят пять, - поправил Непрядов.

– Ну, тем более, - развёл руками комбриг, как бы давая всем полную свободу действий.

Точно в расчётное время смолкли дизеля, захлопнулась крышка рубочного люка. Шумно испустили дух клапана вентиляции, и ворвалась забортная вода в цистерны, утяжеляя лодку многотонным бременем отрицательной плавучести.

Скользнув на рабочую глубину, подводный корабль начал входить в район поиска. Предстояло на предельной дистанции обнаружить конвой и атаковать главную цель двумя практическими торпедами. Задача вообще-то привычная, хотя и представляет каждый раз уравнение с неизвестными. Разумеется, какой-то вариант, ранее наработанный в кабинете торпедной стрельбы, мог оказаться подходящим. И всё-таки невозможно заранее предвидеть постоянно меняющийся рисунок боя. Сойдутся "противники" как в настоящей схватке, без условностей и скидок, желая каждый для себя одной лишь победы. И здесь уж кто кого: одна на всех будет радость и беда тоже одна...

Только никакой трагедии всё же не произойдёт. Исключительный случай, когда "затонувший" корабль непременно всплывёт и чудесным образом воспрянет из мёртвых "погибший" экипаж. Торжествует победитель, в надежде никогда не оказаться на месте побеждённого. И закаляется побеждённый, чтобы в следующем бою стать победителем.

Хуторнов снова показал в работе высший класс. Обнаружил конвой, как могло показаться, за пределами возможности человеческого слуха. Из динамика, включённого в центральном отсеке, вырывался сплошной треск. И непонятно, каким чудом акустику удалось засечь работу чужого гидролокатора.