Обитель Разума
Шрифт:
– Ну так отмените их. – Человек с чёрными волосами и бледным лицом устало потёр глаза ладонью. – Вы же полагаете, что и это можете? Вообще-то вы не одиноки в своём желании управлять словом и смыслом. Такое уже тысячу раз бывало. Вы стремитесь внести в мир нечто необыкновенное – но увы! Ничто не ново под Луной, простите за банальность. Мы обречены на повторение. И вам тоже из этой ловушки не выскочить…
Тарцини уверенно усмехнулся.
– Ну что ж, посмотрим. А что до смыслов – я вкладываю в слова тот смысл, который хочу. Так-то. И меня понимают. Пора стереть все словари, выкинуть все энциклопедии. И написать новые.
– И заполнить их теми же ошибками… –
***
Трудно сказать, был ли прав Тарцини, говоря о понимании современниками его идеи Логоса. Вряд ли. Скорее всего, они просто искали опоры в рушащемся мире, искали того, кто скажет – я знаю! Мне ведом путь!
К началу двадцать второго века придумать принципиально новую мировоззренческую концепцию, которая не отметилась бы в истории ранее в той или иной форме, было, разумеется, совершенно невозможно. В течение многих сотен лет до этого одни и те же идеи перетекали из культуры в культуру, из эпохи в эпоху, иногда оставаясь неизменными, иногда искажаясь до неузнаваемости, скрещиваясь, смешиваясь, обретая новые названия. Порой они исчезали и зарождались вновь, что свидетельствовало… о чём? О бедности человеческого ума и воображения? О том, что новые поколения обречены вечно бродить по кругу, с радостью находя одни и те же игрушки, оставленные их предшественниками? О том, что ни одного настоящего шага вперёд не было сделано ещё с того момента, когда первый камень был положен в основание пирамиды Джосера? И даже раньше? Кто знает…
Как бы то ни было, не отличалась новизной и концепция Логоса. Да и последовательностью она тоже не отличалась. Много позже разные тексты, приписываемые Тарцини, противоречили друг другу и доставляли немало хлопот адептам учения.
Само красивое словечко ‘Логос’ использовалось ещё в древнегреческой философии. В шестом веке до нашей эры Гераклит называл так истинное слово, разум, правящий миром и пребывающий в каждой вещи. Потом термин ‘Логос’ стал кочевать по разным мировоззрениям, меняя значения, приобретая новые, но всё-таки везде он был словом, что неудивительно – по-гречески Логос и есть слово.
Добравшись до христианства, Логос получил новый смысл и стал Словом, обретшим плоть. Логос – слово Бога, Христос, сын Божий.
Но священная суть слова продолжала жить в этом понятии.
Тень этой сути сохранилась и в Логосе Тарцини, хотя вообще он словом не был. Он был ноосферой12. Точнее, он был причудливым смешением двух совершенно разных концепций, объединенных одним термином, концепций Владимира Вернадского и Тейяра де Шардена.
Логос – единый планетарный разум, в который должны были объединиться все существа, обитающие на земле. Сейчас этот разум дремал, поэтому в мире происходили несправедливости и катастрофы. В некий миг, когда люди достигнут внутреннего совершенства, он должен проснуться, и тогда наступит мировая гармония. Тарцини назвал этот момент пробуждением Логоса13. Добиться пробуждения Логоса было непросто. Людям следовало – самим, без помощи потусторонних сил – преобразовать себя, отрешиться от жадности, зависти, ревности, иных отрицательных черт, и обратиться к созидательной любви и познанию мира. Никогда в истории соотношение между теми, кто был достоин приблизиться к Логосу и теми, кто тратил свою жизнь без цели и смысла, не достигало критического порога. И потому Логос спал и лишь изредка откликался на зов достойных, ищущих
Больше всего учение Тарцини походило на мировоззрение Шардена, только оно было упрощённым, без духовной составляющей. Всю ответственность за происходящее он возлагал на человека, и в этом смысле был ближе к Вернадскому. Но так и осталось неизвестным, был ли Тарцини как-то знаком с идеями этих выдающихся мыслителей или придумал свою теорию сам.
Уж Логос ли покровительствовал, или Тарцини сам оказался талантливым руководителем, или ему просто повезло – неизвестно, но влияние скромного служителя Единого Разума на людские умы распространялось стремительно. Он попал в нужное место в нужное время. Он создал грандиозное общество, поглотившее, подавившее, вобравшее в себя все мировые религии. Последователи его были на всех континентах. На подконтрольных ему территориях он творил, что хотел, ни перед кем не отчитываясь, объясняя все свои поступки велениями Логоса. Он не был намеренно жесток (по крайней мере, тогда), но не терпел неповиновения.
Своих последователей Тарцини назвал – отшельники. А всю свою организацию – Сфера. И в это он вкладывал вполне определённый смысл. Слово ‘отшельник’ символизировало личность, индивидуальность каждого человека. А ‘Сфера’ – единение, общность всех людей.
Личности объединялись в единое гармоничное целое, обогащали его, не теряя себя, не растворяясь во множестве. Вечный вопрос: что выше, личность или общество, терял смысл.
Сфера складывалась из отшельников. Отшельник был частью Сферы.
И когда Сфера станет совершенной, пробудится Логос.
***
Марк Амелин услышал о Тарцини и Логосе совсем недавно, как, впрочем, и все остальные.
Обстоятельства выдвинули его на руководящую роль в новом мире, и он пытался создать людям условия, годные для сносного существования. Он достиг некоторых успехов, но появление Тарцини угрожало с трудом обретённому шаткому равновесию. Слишком шаткому.
Марку не слишком ему нравилось заниматься тем, чем он сейчас занимался. Там, в прошлой жизни, он не был ни политиком, ни общественным деятелем. Марк был членом Исполнительного комитета ВОЗ14 и получил известность во время борьбы с эпидемией, борьбы не слишком успешной, но упорной.
Он, один из немногих, почти наверняка знал о происхождении этого вируса, знал некую биологическую лабораторию на тихоокеанском побережье, разрушенную землетрясением… Вообще в ходе безуспешных попыток разработать вакцину ему пришлось узнать многие вещи, ранее представлявшие собой государственные тайны. А сейчас это было уже неважно. Не существовало ни государств, ни лабораторий, ни организации здравоохранения, ни всего привычного жизненного уклада, и тайны никого не интересовали.
Но в глубине души Марк признавался себе, что распространение учения о Логосе тоже представляется ему эпидемией.
Сегодняшняя встреча была попыткой договориться. Марк чувствовал безнадёжность этого предприятия. Силы противника слишком превосходили его собственные и приближались быстро и неумолимо. И все же он пытался сопротивляться.
Сохраняя безмятежное спокойствие, Тарцини управлял летательным аппаратом. Чуткая машина слушалась каждого его движения.
Марк же нервничал, слушая рассуждения Тарцини на философские темы. Он был уверен, что рано или поздно беседа примет более конкретное и неприятное направление. Так оно и случилось.