Обладатель великой нелепости
Шрифт:
– Вы считаете – он разумен? – голос Германа проскрипел настолько сильно, что Лозинский не сразу понял вопрос.
– Нет, но я убежден, что этот вирус каким-то образом связан с сознанием. Знаете, не смотря на все достижения современной науки, человечество во многих аспектах познания окружающего нас мира ушло не так уж и далеко от темных знахарей, живших три тысячи лет назад. И такая наука, как вирусология, совсем не исключение. Например, до сих пор вспыхивают споры в научных кругах о том, какова вообще природа вирусов, к какому типу материи их относить – живой или не
– Великая Нелепость, – сказал Герман.
– Вот именно! Это очень точное определение.
Лозинский откинулся на спинку стула, несколько секунд молчал, что-то соображая, затем вдруг подался вперед:
– Мне пришло в голову… может, существует возможность избавить вас от всего этого. Или стоит хотя бы…
Герман моментально ощутил взрыв ярости, который уже не мог контролировать; позвоночник пылал раскаленным льдом. В долю мгновения к нему с удесятеренной силой вернулось желание разорвать Лозинского в клочья.
– Я хочу сказать, – тем временем продолжал хирург, – вам совершенно нечего терять. Он подчистую выкачивает все ресурсы вашего организма…
– Как бы не так, Добрый Доктор! Может, ты лично желаешь заняться мной?! – с чудовищным резонансом проскрипело существо, сидящее перед ним…
Лозинский скривился от страшной режущей боли в ушах.
…и вскочило на ноги единым движением, за которым не мог уследить человеческий глаз.
– Вот она – любимая песенка всех Докторов!
Лозинский смотрел на обезумевшее чудовище и, кажется, впервые по-настоящему испугался.
– У вас сложилось обо мне превратное мнение. Я вовсе не предлагал сделать из вас подопытное животное.
– Мне надоело слушать твою болтовню, Добрый Доктор! Будь благодарен и за те два лишние часа жизни, которые тебе удалось заработать!
Оно стало приближаться к Лозинскому, но явно не торопилось.
– Да… с чего и начиналось, – проговорил Лозинский, поднимаясь со стула. – Не хочется умирать сидя… – у него было выражение человека, сделавшего неожиданно мрачное открытие. Хирург только сейчас ощутил резкий кислый запах, исходивший от существа, с которым провел в одной комнате почти два часа.
Врач скосил глаза на отвертку, валявшуюся на полу… понимая, что его шансов справиться с наступающей тварью за последние сто двадцать минут совсем не прибавилось.
– Даже если ты завопишь как сотня мучеников, я успею получить достаточно времени, чтобы понаблюдать за твоими корчами от начала и до конца, – пообещало чудовище и, словно издеваясь, легонько толкнуло хирурга в грудь указательным пальцем, твердым и шершавым, как кусок металлической арматуры.
– Жаль, что ты не способен вспомнить тот день, когда ты так здорово позаботился обо мне – восьмое марта прошлого года. Ничего, я ограничусь тем, что имею. Ведь это уже немало, правда, Добрый Доктор? Хотя, знаешь, – палец-сук вновь ткнулся в грудь Лозинского, на этот раз уже сильнее, – вообще-то мне на все эти сантименты абсолютно насрать!
– Восьмое марта? – пробормотал хирург, и его лицо как-то сразу приобрело серый оттенок.
– Что такое, Добрый Док? Тебе нехорошо, может, валерьянки? – палец-сук снова ударил в грудь, Лозинский
– Не может быть… – врач почти шептал, но то, что некогда было Германом, отчетливо слышало каждое его слово. – Да, восьмое марта… разве перепутаешь. Это был ты, конечно. Теперь я тебя вспомнил – еще нет и тридцати, острый перитонит… Кажется, Геннадий или Герман… – палец существа двинулся к его груди, но неожиданно замер.
– Что все это значит, Добрый Доктор? Похоже, ты не просто вспомнил… что-то еще?
– Кажется, тебе действительно нужно сделать то, ради чего ты сюда явился, – перед взглядам хирурга сейчас была картина, далеко отстоявшая во времени от 8 марта 1998 года.
Душманы сбили «стингером» вертолет, в котором находился капитан медицинской службы Феликс Лозинский, перелетавший в составе спасательной группы из кабульского госпиталя в горы, где вследствие долгих боев было много раненых. Летчики сумели посадить почти неуправляемую машину и продержаться до прибытия помощи. Однако Лозинского тяжело ранило осколком гранаты. Он потерял много крови и едва цеплялся за жизнь. По прибытии в санчасть ему требовалось срочное переливание. К счастью, удалось быстро найти обладателя необходимой первой группы и главное – с отрицательным резусом. Донором был один из пленных «духов»…
– Ты снова морочишь мне мозги, Добрый Доктор? Говори, что произошло в твоей хитрой седой голове, иначе – я убью тебя очень медленно… – прохрипело существо в самое его ухо; из него в раковину засочилась тоненькая струйка крови.
– Ты умирал… Редчайшая комбинация. Времени не было и необходимой крови тоже. Наша больница не американский госпиталь из телесериала… Теперь ясно?
– Нет! – существо схватило врача за волосы и резко вывернуло его голову лицом вверх, так, что хрустнули шейные позвонки. – Неееет!
– Я – твой донор.
Существо толкнуло врача, и тот упал на пол вместе с подвернувшимся стулом.
То, что когда-то было Германом, зашлось в невыносимом для человеческого уха скрежете – оно смеялось.
Кровь хлынула ручьем из обоих ушей Лозинского. Тот пытался закрыть их ладонями; красные струйки, просачиваясь между пальцами, устремились на паркет.
Монстр внезапно умолк и отступил назад.
– Прощай, док.
Лозинский приподнялся на локте; по бледно-серому лицу длинными полосами размазалась кровь, глаза беспорядочно метались по комнате.
– Теперь ты тоже знаешь.
Лозинский потерял сознание, и его голова глухо ударилась о паркет…
Часть III.
Обитатели ночи
Глава 1
Мелочи жизни
Серое тельце крысы бесшумно скользнуло у самого лица мужчины, спящего на старом, знавшим лучшие времена матраце, расстеленном на бетонном полу крошечной конуры. Крыса подбежала к свесившейся на пол левой руке человека, ее маленький нос задвигался, в такт аккуратным прямым усам. Затем тварь замерла, устремив неподвижный взгляд черных глазок-бусинок на руку мужчины, и легонько ткнулась в нее мордочкой. Мужчина приоткрыл сонные глаза.