Обладатель великой нелепости
Шрифт:
«А, это ты…» – буркнул он. Крыса нетерпеливо задергала коротким хвостом, похожим на жирного солитера, выглянувшим из задницы поглядеть, что там новенького во внешнем мире.
«Сейчас…» – мужчина сел (конский волос матраца издал под ним тихий скрип), бросил короткий взгляд на старый механический будильник «Слава», тикавший в углу каморки на деревянном табурете, и открыл стоявший у изголовья «дивана» прямоугольный деревянный ящик.
Мужчина убрал со лба прядь длинных давно не мытых волос, наблюдая, как крыса жадно хватает с пола свой ужин в виде колбасных шкурок и кусочков слипшейся гречневой каши, перемешанных с остатками салата из квашеной капусты.
В
Что ж, скоро настанет ночь, и это означает, что он, по крайней мере, до утра может ни о чем не беспокоиться. Разумеется, если очередная вылазка пройдет благополучно. Мужчина отошел от двери и снова присел на матрац, глядя, как крыса заканчивает свой торопливый ужин.
Крохотную комнатку три на два метра освещала маломощная лампочка, хитроумно соединенная прямо с оголенными выводами проводов под низким потолком. Центр каморки занимал матрац, на деревянном табурете неровно тикал будильник с проржавевшим в некоторых местах металлическим корпусом и одинокой часовой стрелкой, – слышалось, как маятник то и дело дает сбой, будто старое больное сердце. В углу у дверей возвышался маленькой стопкой гардероб из пары свитеров, потертых джинсов, нескольких пар носков и одной сменной рубашки. Впрочем, что-то подсказывало, что владелец не так давно причислялся к тем, кого в обществе называют бомжами.
Оставив после себя остатки раскрошенного ужина, Крыска быстро облизалась, подбежала к двери и поскреблась лапкой. Выждала секунд пять и поскреблась снова. Мужчина нехотя поднялся с матраца, скинул крючок с петли – не ахти какая защита от внезапного вторжения, однако меньше шансов проснуться от удара по голове каблуком ботинка или уткнуться носом в оскаленную морду бешеной собаки, к чему стоит быть готовым, если ты бездомный бродяга.
Молодая крыса серой тенью выскользнула наружу.
О ее возвращении мужчина не беспокоился, это произойдет к утру, как обычно. Другой вопрос, что ему делать, когда его питомица в один прекрасный день принесет приплод в виде десяти или двенадцати писклявых крысиных выродков?..
Три месяца назад, оказавшись в этом подвале, он первым делом прибил кем-то забытой хоккейной клюшкой огромную матерую крысу – ее мамашу – со всем пометом, который окружал ее как поросята свиноматку. Семейка во главе с крысоматкой устроилась как раз в этой пустовавшей каморке. А потом заметил, что под телом издохшей крысы копошится уцелевший в бойне крохотный серый комок. Он снова замахнулся и… внезапно понял, что не сможет.
Затем неделю за неделей, выхаживая, он наблюдал, как Крыска невероятными темпами превращается из шустрого детеныша во взрослую особь. Привыкнуть к ее специфическому запаху оказалось не так трудно, как он полагал.
А однажды вдруг понял, что Крыска – стала его семьей…
Мужчина вернулся на матрац и подсчитал, сколько времени должен еще провести в бездействии до наступления момента, когда сможет покинуть подвал незаметно. Пока что никто из жильцов не подозревал о его присутствии.
Пока.
Внутри шершаво заелозила уже
Да, именно так.
И плевать, что в данный момент он потерял все и вся, почти без всякой надежды когда-нибудь вернуть снова.
Он не один из них!
Как первая глобальная заваруха в истории человечества – Первая мировая война – началась с одного единственного выстрела, так катастрофа его жизни брала истоки в совершенно незначительной мелочи – …
… в развязавшемся шнурке на ботинке, ха-ха!
Причем даже не на его ботинке – злополучный шнурок торчал двумя свисающими до земли концами, как усы флегматичной донной рыбины, из обуви мужчины лет сорока-сорока пяти, с виду военного в штатском, стоявшего рядом с ним на остановке в ожидании рейсового автобуса около половины восьмого утра в понедельник 5 апреля 1999 года.
Мужчина не подозревал о распустившимся шнурке на ботинке, явно офицерском, с характерными очертаниями непреходящей солдатской моды и поперечным швом между носком и шнурованной частью. Он курил зловонную дешевую сигарету без фильтра и время от времени стряхивал пепел себе под ноги щелчком указательного пальца.
Когда Игорь – именно так его звали в те невероятно далекие времена – подошел к нему и остановился рядом, то даже не подозревал, что оказался всего в полушаге от места, где наступит на зловеще притаившуюся мину, способную легко, как тонкую проволоку, покорежить рельсы его жизни, превратив в некий эквивалент американских горок с единственным крутым виражем, ведущим только вниз.
Этой миной оказался конец свисающего на тротуар шнурка, торчавшего из ботинка мужчины, похожего на военного. Потому что именно на него он и наступил в тот момент, когда к остановке подъехал автобус №15. Наступил на этот чертов шнурок…
Задние двери автобуса распахнулись прямо перед ними. Мужчина, похожий на военного в штатском, двинулся к ним первым… вернее, собирался, потому что потерял равновесие, удивленно ухнул, взмахнул руками и повалился вперед, успев в последний момент выставить одну руку, спасшую его от удара лицом о верхнюю ступеньку. Однако рука подогнулась, и неприлично громкий звук, напоминающий одиночный удар по бас-барабану, сообщил теснившейся сзади толпе, что лоб военного вошел в тесный контакт с покрытой тонкой резиной верхней ступенькой автобуса. Несколько человек заржало.
Одновременно с этими событиями, занявшими в объективном времени не более двух секунд, Игорь чувствовал, как что-то дергается под подошвой его туфли и, натягиваясь, пытается вырваться, словно хвост маленького, но сильного зверька.
Первым, кто понял ситуацию, оказался все тот же офицер в штатском. Он проигнорировал протянутую для помощи руку Игоря, поднявшись самостоятельно, потер ушибленный лоб, на котором уверенно росла внушительная шишка цвета спелой сливы, и коротко врезал Игорю под дых. А потом почти сразу, когда тот начал хватать ртом воздух, – в скулу.