Облава на волка
Шрифт:
– Да я же ничего! – завизжал Ярик, извиваясь на утоптанной земле. – Я же все сказал!!! Я же правда ни при чем! Только испу… испугался, что, как всегда, крайним окажусь… Петя… Ведь ты меня знаешь… Филин… Я молчать буду! Я…
Он увидел пистолет в руках Филина и замолчал, трясясь.
Седой отошел от металлической двери и в сопровождении охранника направился к лестнице, ведущей из подвала.
Однако на первой же ступеньке Седой остановился и стоял, прислушиваясь, пока в подвальной комнатке не грохнул глухо единственный пистолетный выстрел.
Тогда Седой кивнул сам себе и пошел дальше.
Приятно
Щукину нравился этот маленький городок на северо-западе страны, немногочисленное население которого знало Щукина как преуспевающего бизнесмена средней руки. Поэтому ничего удивительного нет в том, что прямо с вокзала Николай отправился в лучший ресторан города. Ресторан назывался «Золотой гребешок». Какую смысловую нагрузку несло это название, сказать трудно, но ряд ассоциативных сравнений неизменно приводил к старинной детской песенке про петушка: «Петя-Петя-Петушок, золотой гребешок, выгляни в окошко, дам тебе горошка…» Тем более что хозяина ресторана звали Петр Петрович Петров.
Щукин, легко сходившийся с людьми, был знаком с Петровым и, следовательно, со всеми швейцарами, гардеробщиками, официантами и особенно официантками.
Вот и сейчас началось с того, что швейцар Митрич, вольготно покуривавший на крыльце ресторана, едва заметив выходящего из такси Щукина, бросил сигарету и подтянулся, словно ефрейтор перед генералом, хотя на самом деле был полковником в отставке.
– Привет труженикам общепита! – весело приветствовал Митрича Щукин, проходя в распахнутую перед ним дверь.
Митрич низко поклонился, льстиво пробормотал что-то насчет удачной сделки и, осторожно прикрыв за Николаем дверь, отошел в сторону, сжимая в руке только что полученную купюру.
Точно такую же купюру сунули в свои карманы и гардеробщик, ринувшийся из-за своей конторки только для того, чтобы смахнуть с безукоризненно сидящего пиджака Щукина какую-то незаметную пылинку, и немолодой степенный официант Иван Степанович, гордящийся тем, что его сын учится в Московском университете. Щукин сел за излюбленный свой столик – у окна, в прохладной полутьме зала, наполовину скрытый от всех присутствующих громадной пальмой, – а Иван Степанович, чуть не подпрыгивая от радости, что он первым успел перехватить такого перспективного клиента, как Арнольд Маслов (под этим именем был известен Щукин в «Золотом гребешке»), направился на кухню лично распорядиться насчет закусок.
Щукин оглядел зал ресторана. Еще довольно рано было, и, кроме пожилой семейной пары, скромно отмечающей какой-то свой юбилей, никого в зале не было.
Николай закурил и только успел сделать первую затяжку, а в проеме кухонной двери уже показался Иван Степанович с огромным подносом, сплошь уставленным тарелками, тарелочками и розетками с самыми разнообразными закусками.
– Да, – проговорил Щукин, когда Иван Степанович, сервировав стол закусками, остановился, почтительно склонив голову, – да, – повторил он, наливая из хрустального графинчика первую рюмку и цепляя
Иван Степанович, деликатно покашляв, кивнул, выражая свое полнейшее согласие с клиентом.
– У вас городок хоть и маленький, – продолжал Щукин, рассматривая на свет напиток в хрустальной рюмке, – но чистое дыхание Европы чувствуется здесь сильнее, чем в Москве. Чистое дыхание. Смущает только одно… Почему у вас Митрич зубы не чистит? – строго осведомился вдруг Николай. – Чуть мне весь аппетит не перебил!
Степенный Иван Степанович почтительно посмеялся и, подождав, пока Николай выпил первую рюмку и закусил, осведомился:
– Какие будут распоряжения насчет горячего?
Николай откинулся на спинку стула и покрутил в воздухе растопыренной пятерней.
– Понимаю… – закатил глаза Иван Степанович и засеменил на кухню.
Николай выпил вторую, снова закусил и негромко рассмеялся, вспомнив, как он, сидя в одном московском ресторане с цыпочкой, с которой только что познакомился, каждый раз, когда заказывал какое-либо блюдо, давал, чтобы произвести впечатление на цыпочку, на чай официанту крупную купюру. Купюру эту он тырил из кармана официанта и ему же с вальяжным видом подавал – за тот вечер купюра не один раз перекочевала из кармана официанта в руки Щукина и обратно, а в конце вечера Щукин – совсем тогда молодой человек – обнаглел до того, что расплатился за свой ужин, не потратив ни копейки собственной, даже чаевых оставил немерено – а тяжесть всех расходов понес ничего не подозревающий официант, обслуживающий Щукина.
Николай выпил третью и зажмурил от удовольствия глаза. А когда открыл их, понял, что сегодняшний его вечер в этом ресторане явно удался, потому что увидел приближающуюся к его столику Веронику, девушку, с которой он познакомился два года назад и без плотного общения с которой в последнее время не обходился ни один приезд Щукина в этот город. У Вероники были удивительные волосы, ровными волнами спускавшиеся до восхитительных бедер, своей округлостью напоминавших античную амфору, ласковые, всегда влажные глаза и умопомрачительная грудь, каждый раз волновавшая Щукина так, будто он видел ее впервые.
– Снова в гости? – осведомилась Вероника, по-хозяйски присаживаясь за стол Щукина.
– В гости, – ответил Щукин, наполняя свою рюмочку и уж заодно вторую. – А у тебя как жизнь?
– Так же. – Вероника пожала плечами, отчего ее грудь словно подмигнула Щукину.
«Н-ну… – жмурясь, как кот, подумал Николай, – понеслась душа в рай…»
– Разлюбил ты меня совсем, Арнольд, – проговорила Вероника, с удовольствием выпив.
– Это почему? – удивился Щукин.
– Поишь водкой, как вокзальную шлюху, – пояснила Вероника, – фи… Почему ты шампанского не заказал?
– Айн момент! – воскликнул Щукин, щелкая в воздухе пальцами. – Я же не знал, что тебя встречу…
Иван Степанович, успевший уже узнать о приходе Вероники, нес ведерко со льдом, в котором, как остроконечный айсберг, возвышалась большая бутылка французского шампанского.
– Что на этот раз удачно продал? – поинтересовалась Вероника. – Ты ведь в наш город приезжаешь исключительно после крупной сделки какой-нибудь.
– Удачно завершившейся, – договорил за нее Щукин и поднял фужер шампанского. – Выпьем за…