Облава

Сухов Евгений Евгеньевич

Вот и его дом. Чижевский еще издали отметил перед подъездом темную фигуру. И, лишь подойдя немного ближе, убедился, что это был милиционер, дежуривший у входа. Причем явно не из участковых, заглядывающих на свой участок по текущему вопросу. Те всегда держались спокойно, по-хозяйски, а этот как-то нервно прохаживался взад-вперед, постоянно оглядываясь по сторонам и всем своим видом давая понять, что топчется тут не по своей воле, а по распоряжению начальства…

Чижевский с холодным удовлетворением понял, что чутье не обмануло его. Похоже, дело обстояло еще хуже, чем он предполагал: засада была выставлена не только у квартиры, но и у подъезда. Но видимо, как оно часто бывает, верхи хорошо планируют, а низы старательно

все портят: топтун у подъезда маскировался из рук вон плохо. По крайней мере, это сразу бросилось в глаза бывшему военному разведчику. Его бы воля — гнал бы он таких работничков в шею… Но сейчас беспечность «наружки» оказалась Чижевскому только на руку.

Он неторопливо прошел мимо дежурного, обогнул дом и у торцовой стены пробрался к двери, ведущей в подвал. Знакомиться с подземными коммуникациями дома, в котором ему приходилось селиться, пускай даже и ненадолго, всегда было его неукоснительным правилом. И Чижевский конечно же лучше здешних старожилов теперь знал внутреннюю планировку этого сооружения, построенного еще в девятнадцатом веке.

Обитая оцинкованной жестью дверь была закрыта, но лишь на висячий замок, дужка которого легко открывалась даже обычным перочинным ножом.

Чижевский, оглядевшись, скользнул в подвал, аккуратно затворив за собой дверь. В полумраке он спустился по щербатой каменной лесенке в теплое влажное нутро подвала, прошел вдоль толстой трубы отопления. Чтобы пропустить трубу через перегородки, кирпичная кладка стен в незапамятные времена была варварски разрушена, причем так основательно, что он спокойно, без всяких усилий пролезал сквозь эти проломы. В одном углу подвала лежбище бомжей, сейчас почему-то пустующее: два матраса, ящик, приспособленный вместо тумбочки, старый телевизор, провода от которого убегали куда-то в потолок, пустые бутылки на бетонном полу.

Преодолев все незначительные препятствия, Чижевский вошел в подъезд через черный ход. Топтун продолжал тусоваться у входной двери — темный силуэт на светлом фоне дверной коробки подъезда был хорошо виден. Быстро скользнув в сторону, Чижевский стал подниматься по щербатым каменным ступеням.

В старых московских домах всегда стоит свой особый запах. Запах жилья, которому десятки и сотни лет. Запахи пищи, одежды, старинных вещей: все это просто впиталось в кирпичную кладку…

Вот и седьмой этаж. В подъезде царит тишина. Чижевский, сжимая одной рукой «беретту», другой достал ключи и, осторожно вставив их в прорезь замка, отворил дверь.

Его сердце оборвалось… В квартире царил полный разгром — по всему коридору были набросаны одежда, битая посуда. Повсюду была кровь — на обоях, на узком зеркале, на полу… В глубине коридора лежало тело мужчины. Труп. С нелепо перекрещенными ногами и задранной вверх левой рукой. Одного взгляда ему хватило, чтобы опознать мертвеца: это был один из его бойцов — Витя Шульгин, который вместе с напарником Толей Раковым обитал в свободной комнате этой квартиры. Чижевский почувствовал — нет, услыхал, как шумно стучит сердце — точно тяжелый молоток: бум-бум, бум-бум, бум-бум… Он медленно прикрыл за собой дверь и, осторожно переступая через разбросанные вещи, прошел в глубь коридора. До его слуха донесся странный звук!.. Словно далекий приглушенный вой ветра. Сегодня ночью точно так же завывал ветер в печной трубе охотничьего домика. Напряженно прислушиваясь и стараясь распознать источник звука, Чижевский сделал шаг к трупу своего бойца. И тут же заметил на пороге кухни второй труп. Неужели и Толю Ракова убили? Так и есть — Раков! Судя по всему, ребята даже не успели воспользоваться своими пистолетами, которые — Чижевский знал это наверняка — были у обоих. Выходит, их застали врасплох… Его взгляд упал на синюю «Нокию», лежащую возле Толика. Он поднял мобильник — телефон был включен. Чижевский нажал на кнопку последнего вызова:

на дисплее высветился его сотовый номер — Толик в последний момент попытался связаться со своим начальником и что-то ему сообщить. Чижевский выругался про себя. Страшное дело — обоих ребят буквально изрешетили пулями. Судя по обломкам мебели и осколкам битого стекла, тут разгорелась нешуточная драка. Ребята, вероятно, дорого продавали свою жизнь.

Николай Валерьянович убрал найденный мобильник к себе в карман и снова прислушался. Глухое завывание его совсем не пугало. Теперь оно просто разрывало ему сердце. Он уже понял, откуда доносится этот звук, этот нечеловеческий стон.

Чижевский рывком дернул дверь в спальню. Его любимая женщина Римма сидела на полу, склонившись над неподвижным телом Сашки. Голова сына лежала у нее на коленях. Женщина услыхала скрип отворяющейся двери и, ничего не понимая, оглянулась. Глаза у нее были налиты слезами, безумные, остекленевшие. Было очевидно, что она не узнала вошедшего и, снова обхватив голову мальчика, прижала ее к своей груди. Чижевский подошел и присел рядом на корточки. Римма продолжала тихо, как собачонка, ничего не замечая вокруг, лишь все сильнее и сильнее подвывать, прижимая к груди безвольно повисшую голову сына.

— Риммуля, родная, милая, что здесь произошло? — прошептал, холодея, Чижевский.

— Здесь кровь, кровь везде, много крови… — неожиданно ровным, бесстрастным голосом, повторяясь, ответила женщина. — И Сашенька в крови. Зачем он вымазался. Я же ему говорила…

И она опять глухо завыла. У Николая Валерьяновича все сжалось и застыло внутри.

И вдруг женщина, перестав выть, дрожащим голосом ответила:

— Я вернулась полчаса назад и еще подумала, чего это милиционер у подъезда стоит. Сначала я думала, что с тобой что-нибудь произошло, побежала наверх, а тут такое… И Сашенька в крови… Здесь кровь… Кровь везде… Много крови…

Она снова тихо заплакала. Слезы ручьем лились из ее глаз, и мертвое лицо сына стало тут же мокрым, словно и он запоздало заплакал по своей такой безвременной и такой неуместной кончине.

Чижевский выпрямился, огляделся вокруг. Кровать, где спал мальчик, была вся в крови — в его, Сашкиной, крови. Видимо, убили подростка во сне, вся простыня в подтеках крови… Да, поработали отморозки… Кто же здесь мог быть? Кому нужна была эта кровь?

Чижевский достал мобильный телефон. Нужно срочно предупредить Владислава. Не исключено, что ему не стоит появляться у Сержанта. Раз они вычислили эту квартиру в районе Арбата, то вполне могут вычислить и квартиру Степана Юрьева в Крылатском.

Взяв трубку в руку, Николай Валерьянович начал набирать номер, но вовремя остановился, подумав, что, весьма вероятно, и этот мобильный тоже прослушивают. Кто-нибудь из служивых в наушниках только и ждет, чтобы он позвонил и невольно выдал им местопребывание Варяга. Чижевский сначала хотел было вернуться к Римме, что-то сказать ей, хоть как-то поддержать ее. Чижевский ощущал горькую вину за смерть ее сына… Все это конечно же из-за него. Но что теперь можно изменить? Судьбу не поменяешь. И любовь не выкинешь из сердца просто так. Страшно и горько. Невосполнимо и совершенно необъяснимо. Но все потом. Осмысление, месть, враг. А сейчас нужно уходить.

Он вернулся к Римме, молча поцеловал ее и тихо сказал:

— Да. Это ведь за мной приходили, Римма. Меня искали. А нашли Сашеньку. Сейчас сюда милиция подъедет. Мне нельзя, чтобы они меня здесь застали.

Римма на какое-то мгновение перестала плакать, снова посмотрела на Николая Валерьяновича пустым взглядом, а потом тоненько завыла.

Уже на выходе из квартиры, у двери, он вдруг подумал о происходящей несуразице: на входе в подъезд дежурит постовой. А в доме, где убито трое, никого, и об этом даже никто не знает. Бред. Чушь собачья. Что-то с ментурой не то, не в порядке.