Обман Розы
Шрифт:
– Этьен?.. – прошептала я растерянно.
– Мне очень нравится, - он поднялся и подошел ко мне, взяв меня за подбородок. – Очень нежно.
И целовал он меня тоже очень нежно.
Закрыв глаза, я растворилась в его поцелуях, прекрасно сознавая, что обманываю его, обманываю себя, но это был такой сладкий обман.
До здания, где проходила выставка, было всего два квартала, но мы не пошли пешком, а взяли открытй экипаж. Нас узнавали, дамы и господа, попадавшиеся навстречу, приветствовали нас, справлялись о здоровье и настроении. Этьен отвечал и за себя, и за меня,
Но едва мы оказались в выставочном зале, все мои страхи и вся моя скованность улетучились. Я словно попала в иной мир – такой странный, такой непохожий на наш, но немыслимо прекрасный…
Старая мельница у пруда…
Ирисы под дождем…
Женщина в белом платье, в саду, залитая солнечным светом…
Хозяин выставки – худощавый рыжебородый месье Клод Боннар, принимал гостей у входа, пожимая руки мужчинам, раскланиваясь с дамами. Мне показалось, он немного выпил, потому что его манера говорить была несколько развязной, глаза горели, а сам он посмеивался не к месту.
– Граф, графиня, - приветствовал он нас и совсем некстати засмеялся. – Прошу! Надеюсь, вечер доставит вам удовольствие.
Вслед за остальными гостями мы вошли в выставочный зал, оформленный в современном стиле. Полотна не только висели на стенах, но и стояли на мольбертах, и даже просто на полу, прислоненные к стульям.
Некоторые картины были нарисованы в реалистичной манере, но большинство – с использованием совершенно новой техники, не лессировкой, а мазками.
Я шла от картины к картине, не чувствуя пола под ногами. Я держала Этьена под руку, но в тот момент забыла о нем. Он напомнил о себе недовольным ворчанием:
– Разве это картины? Просто пятна краски. Одна мазня.
– Вы не правы, - возразила я, остановившись перед огромным полотном, изображавшим вечернюю набережную. – В этой манере написания – свое очарование. Посмотрите, они как будто дрожат, эти картины. Они живые.
– А я согласен с Этьеном! – весело заявил полный мужчина во фраке и белой манишке, подходя к нам.
– Не понимаю этого современного искусства.
– Хоть в чем-то вы согласились со мной, месье Бражелон, - сдержанно улыбнулся Этьен.
– Не держите зла, дружище, - добродушно пропыхтел месье. – Я всего лишь защищаю свои инвестиции, только и всего. Кстати, можно предложить вам отойти на пару слов?.. Это касается «Деламара».
Этьен беспомощно оглянулся на меня, и я кивнула.
– Со мной ничего не случится, - заверила я. – буду стоять здесь и смотреть на вот эти подсолнухи.
– Я быстро, - шепнул Этьен, как шептал, когда исчезал в ванной, перед тем, как нырнуть ко мне в постель.
Оставшись стоять возле картины, на которой развернули лепестки немыслимо рыжие подсолнухи, я пыталась успокоиться, а щеки предательски загорелись – от воспоминаний и от… предвкушений.
– Как вы поэтично отозвались о моих картинах, раздался вдруг чей-то голос над самым моим ухом.
Я испуганно оглянулась и увидела рыжебородого художника – Клода Боннара.
– Они дрожат, они живые, - повторил он мои слова. – Я потрясен и польщен. Что здесь нравится
Я бросила взгляд в сторону Этьена, но тот стоял довольно далеко, рядом с толстым месье.
– Трудно выбрать, - призналась я. – Каждая по-своему прекрасна. Но подсолнухи меня пугают, - я смягчила слова улыбкой. – Почему они такие яркие?
– Потому что такими я увидел их в полдень, - художник ничуть не обиделся и предложил мне руку, чтобы подойти ближе к картине. – Если смотреть, когда на них льется солнечный свет, они кажутся именно такими – апельсиновыми, с синеватыми тенями.
– Возможно, - пробормотала я. – И все же… это очень красиво.
– Благодарю, - он чуть наклонился ко мне и тихо произнес: - Не хотите посмотреть мою новую картину? Ее нет на выставке. Я не уверен, что широкая публика поймет ее. Но мне кажется, что вы – вы способны понять.
Его слова были приятны, и я с готовностью кивнула:
– Конечно, месье Боннар, с удовольствием посмотрю вашу картину. Это такая честь… Я столько читала о вас в газетах, но все, что читала – лишь бледное отражение вашего таланта!
– Тогда идемте, - он повлек меня в сторону лестницы.
На нас не обращали внимания – посетители обсуждали картины, хватали бокалы шампанского и закуски с фуршетного стола, и я беспокойно оглянулась на Этьена. Он по-прежнему спорил с месье Бражелоном.
– Подождем моего мужа? – предложила я художнику. – Он тоже будет счастлив посмотреть на вашу картину.
– После того, как недвусмысленно назвал все мазней? – спросил он лукаво, и я залилась краской.
Конечно же, он все слышал. Этьен был крайне неосторожен. Я почувствовала необходимость искупить грубость Этьена и побоялась отказать Боннара отказом, поэтому послушно направилась за ним – смотреть новую картину.
– К тому же, граф так увлечен разговором с прокурором, - продолжал месье Боннар, ловко лавируя среди гостей, - не стоит ему мешать. Пойдемте, я не задержу вас надолго. Это всего лишь моя мастерская, здесь – на втором этаже.
Я позволила увести себя по небольшой лестнице на второй этаж, нам встретились несколько официантов, несущих огромные подносы с бутербродами, и это меня успокоило.
Боннар открыл ключом одну из дверей и пропустил меня вперед.
– Всегда запираю мастерскую, - пояснил он, поймав мой удивленный взгляд и бросая ключ на стол. – Не терплю здесь никого постороннего.
Здесь было самое настоящее царство красок.
Несколько мольбертов с неоконченными полотнами, запах скипидара и табака, море света из огромных окон. Брошенные в беспорядке кисти, перепачканные краской тряпки, медная статуэтка Венеры, стыдливо натягивающей на бедра соскользнувшее покрывало… Незаконченный городской пейзаж – оранжевые фонари в синем сумраке ночи… Опять подсолнухи – отчаянно-желтые, с красноватыми серединками, похожие на сумасшедшие солнца… Смешная расфуфыренная куколка-торговка с корзиной роз, сделанных из темно-красного, почти черного шелка… Эта куколка смешно смотрелась в мастерской, но стояла на видном месте, устремив глуповатый взгляд куда-то в стену, поверх голов посетителей…