Обман Розы
Шрифт:
Я повернула голову в их сторону и увидела лицо Этьена – бледное, настороженное. Не оставалось сомнений - он… боялся.
–
Одной этой фразой он признался вернее, как если бы предоставил письменное свидетельство.
Мы с Этьеном остались в гостиной вдвоем. Заглянула Мирей, но я покачала головой, и она сразу же скрылась с глаз долой.
– А что вы так испугались? – спросила я, глядя на него снизу вверх.
Правильно говорила моя матушка, когда при ней дамы сплетничали о семейных парах – не бывает виноват кто-то один, виноваты всегда оба.
– Я? – переспросил Этьен, ткнув себя пальцем в грудь, как будто здесь был еще кто-то кроме нас. – Ничуть не испугался.
– Тогда идите спать, - сказала я, с трудом скрывая злость и досаду. – В правое крыло.
Я встала с диванчика и хотела уйти, но граф поймал меня за запястье.
– Что она тебе сказала? – потребовал он. – Я же вижу, что ты сама не своя.
– Будьте спокойны, - отрезала я. – Ваши измены мне не интересны. Да, ваши измены тоже! – последняя фраза сорвалась с моего языка нечаянно. Потому что я не имела права упрекать кого-то в изменах. Ни Этьена, ни даже Розалин. Это были их дела, и их семейная жизнь.
Но слезы подступали к горлу, и я никак не могла вздохнуть. И уже задыхалась, как будто лиф платья превратился в стальной корсет из прошлых веков.
Еще я подумала, что как в продолжении пьесы, королева Гвиневера упрекает неверного Ланселота, который изменил ей с леди Элейной. А сэр Ланселот пытается объяснить, что леди Элейна приняла облик Гвиневеры, и он был обманут злым колдовством. Но от этого обмана родился сэр Галахад…
– Пустите, месье! – я дернулась, пытаясь освободиться, и тут же оказалась прижатой к мужской груди. Пусть этот сэр Ланселот оправдывается перед своей Гвиневерой. А мне не хочется выслушивать жалкие оправдания! Потому что я была не Гвиневерой! Я была глупышкой Элейной, поверившей нежным речам рыцаря-обманщика!
Этьен без труда завел мои руки мне за спину, перехватив одной рукой запястья, а другой схватив за шею пониже затылка.
– Какие измены? – процедил он сквозь зубы, глядя на меня в упор.
– Ваши! – бросила я ему. – С безмозглой куклой!
– С Дель… Черт! – он прижимал меня все крепче, и я уже чувствовала неопровержимое свидетельство его страсти… страсти к Розалин, и принялась вырываться с удвоенной яростью.
– Отпустите немедленно! – я готова была снова укусить его, но он был выше и достать до щеки или хотя бы до шеи я не могла, поэтому бестолково тыкалась лицом ему в грудь. – Я иду спать, а вы можете отправляться куда угодно и жаловаться на жену кому угодно!
Вот.
– Не было никаких измен, и никуда ты не пойдешь, - он шаг за шагом теснил меня все дальше от выхода.
– С тех пор, как тебя встретил, я ни на одну женщину даже не посмотрел. А потом… потом… - казалось, он с трудом подбирает слова, и я опять разозлилась.
Оправдания сэра Ланселота! Прости, любимая, я был околдован!
– А потом все случилось само собой! – съязвила я. – Отпустите!
– Не веришь?
– он прижал меня к стене так стремительно, что я ахнула. Глаза его горели, и казалось, он с трудом сдерживался, чтобы не придушить меня тут же.
– Ты думаешь, почему я кончаю на «раз-два-три», едва прикоснусь к тебе? Как мальчишка кончаю!
Это заявление обескуражило меня, и злость пропала, как будто ее и не было.
Его лицо было совсем близко, и губы скользили в опасной близости от моих губ, лаская легкими прикосновениями щеку, висок…
– П-почему? – спросила я шепотом, блаженно закрывая глаза.
– Потому что полгода жил, как монах, - он поцеловал меня в шею долгим поцелуем. – И теперь завожусь, едва ты на меня посмотришь. Не было ни одной женщины, и теперь нет никакой другой… Только ты…
От его слов и прикосновений я едва держалась на ногах. Но когда он положил ладонь на мою грудь, поверх платья, задев сквозь тонкий шелк сосок, ставший вдруг таким чувствительным, что-то во мне воспротивилось этому натиску. Да, этот Ланселот не краснел и не бледнел, оправдываясь перед обманутой возлюбленной, этот Ланселот даже не чувствовал за собой вины. Хотя был виноват.
– Но в Ривьеру вы ведь поехали не маму проведать? – сказала я резко, открывая глаза и пытаясь оттолкнуть графа.
Он оставил поцелуи, но по-прежнему прижимал меня к стене, а его ладонь как бы невзначай переместилась на мое бедро, комкая платье, потихоньку поднимая подол.
– Нет, мать здесь ни при чем, - признал Этьен.
– Значит, поехали к Делф?
– Поехал.
– Зачем? – продолжала я допрос, понимая, что надо, надо остановиться. Но остановиться было выше моих сил.
– За тем самым.
– Она сказала, вы провели с ней ночь и… и кое-что сделали…
Я замерла, ожидая ответа, но Ланселот был спокоен и даже усмехнулся, опять разозлив меня до белого пламени в глазах.
– Смеетесь?! – я попыталась ударить его, но он схватил меня за подбородок и поцеловал в губы, после недолгой борьбы полностью сломив мое сопротивление.
Он целовал меня с такой горячей страстью, с таким пылом, что уже само это можно было принять, как желание убедить меня, что других женщин, кроме меня, не было. Других женщин… но ведь я – не Розалин… Граф сам того не ведая изменял жене…