Обман
Шрифт:
Ладно, нужно брать себя в руки и хотя бы попытаться сесть.
С третьей попытки у меня это получается, но вот комната… какая-то не то, чтобы моя.
У меня в жизни не было такого скучного серого постельного белья. И тумбочка у меня светлая, а не темно-коричневая. Ну и Пелевин с закладкой из заколки для галстука — это точно не мое. Не то, чтобы я не любила современную отечественную прозу, но она явно не для меня.
Ну и на закуску: мужские часы и запонки.
— Добро утро, адская козочка, — слышу до ужаса довольный мужской голоси
Червинский стоит в дверях, грубо говоря, почти в чем мать родила. Потому что вот эти микроскопические шорты… В общем, абсолютно понятно, что трусы под такие не надевают.
— Что я делаю в твоей постели? — спрашиваю я, нарочно закрывая глаза одеялом.
Нечего на него пялится, подумаешь, смуглые мускулистые ноги, пресс и торс.
Да у меня таких… целый инстаграм! И получше есть.
— Ты тут спала, — говорит Червинский и подло сдергивает с меня одеяло. — А теперь у тебя «очень доброе утро».
— У нас был секс? — спрашиваю я, на этот раз пряча лицо в ладонях.
Нет, вселенная, пожалуйста, не поступай так со мной! Провести ночь с мужчиной и не вспомнить об этом на утро — это все равно, что идти ужинать в десять вечера, потому что в семь уже нельзя.
— Ну… знаешь, ты была очень настойчива, требуя у меня немедленно увеличить популяцию человеком на Матрену Марковну и Тихона Марковича. Становилась такой ненасытной русской женщиной. Я еле отбился грифом от штанги.
— Ты шутишь? — стону я, безрезультатно пытаясь завернуться хотя бы в простыню. Она у него что — к матрасу приклеена?
— Совсем не шучу, Молька. И, кстати, — он подходит впритык, бросает взгляд на часы на тумбе и заявляет: — Через полчаса приедут мои родители. Так что у тебя почти нет…
Звонок в дверь обрывает его на полуслове. Марик разводит руками.
— Мама любит приехать пораньше. Поэтому, красавица моя, давай-ка ускоримся.
То, что происходит потом, заслуживает отдельной сцены в фильме «Пила».
Потому что Червинский в буквальном смысле перебрасывает меня через плечо, несет в ванну, ставит в душевую кабинку и со словами «Надеюсь, ты сделала глубокий вдох» до упора откручивает вентиль холодной воды.
Я его убью.
Мне нужно несколько секунд, чтобы перевести дыхание, давясь, проглотить крепкие русские слова — единственные адекватные звуки, которые я могу издавать в этой ситуации.
С другой стороны, если альтернативой… гмм… бодрящему душу, было бы нелицеприятное знакомство со свекровью, то не такой уж Марик и засранец.
Тьфу ты, что у меня в голове?! Какая свекровь?
Я фыркаю от льющей в нос и глаза воды, наощупь нахожу вентиль и подбираю комфортную для себя температуру. Только потом с трудом выбираюсь из мокрой тряпки, которую больше в жизни не надену, потому что прямо сейчас выброшу в мусорное ведро.
Пусть Червинский делает с ней, что хочет — хоть за балкон вывешивает без всяких свидетельств нашей «первой брачной ночи».
Но, кстати, раз уж Червинский сам меня
Но, облом.
У него тут всего одна полка, и на той — стандартный набор: пена для бритья, шариковый дезодорант, гель для душа и шампунь. Отдельно лежит дорогая электробритва. В стаканчике с зубной пастой всего одна зубная щетка.
И даже женского ультракороткого халатика нет.
Ну и в чем мне выходить?
На сушилке пара полотенец размера «набедренная повязка» и даже если каким-то чудом удастся соорудить из них устойчивую конструкцию, даже я не настолько безумна, чтобы в таком виде показываться перед практически посторонней женщиной. Которая думает, что я — невеста ее любимого сына.
— Вера, я оставил кое-что на ручке, — слышу голос Червинского за дверью, и так спешу выбраться из душа, что чуть не падаю, но успеваю кое-как зацепиться за раковину.
Правда, грохот устраиваю все равно знатный, и Бабник даже не скрывает едкий смешок. — Пить надо меньше, красавица моя. Воспитывать тебя и воспитывать.
Вообще, я не пью. Только по праздникам или с подружками, когда есть повод.
Но ведь и набраться в стельку тоже бывает нужно. Особенно когда тебя — карьеристку и холостячку — за пять минут женят, обвешивают гроздьями детей и превращают в домохозяйку.
— Червинский, просто на всякий случай — пошутили и хватит.
Тишина. Ушел? Можно без опаски открывать дверь?
На всякий случай выразительно и громко говорю, что кольцо, конечно, хорошо, но стремление к гигантизму указывает на потребность компенсировать более скромные «нижепоясные размеры». Червинский не сможет промолчать, или я его совсем нее знаю.
А раз в ответ тишина, то можно смело открывать дверь.
В щелочке, куда я проталкиваю руку, замечаю странное цветастое пятно. Веду взглядом выше и наталкиваюсь на Червинскую-старшую. Судя по удивлению и шоку на ее лице, моя последняя реплика застала ее врасплох.
Что-то в последнее время я то и дело даю осечки с этим семейством.
— Это была просто шутка, — нервно улыбаюсь я и быстро захлопываю дверь.
Вот как мне теперь нос высунуть? Как посмотреть в глаза женщине, которая думает, что я подарю ей парочку внуков и мы вместе будем ходить на шопинг и в театр?
Ладно, буду решать проблемы по мере их поступления. Что тут за наряд принесла мне фея-крестная?
Как это… в духе Марика: подсунуть мне свои спортивные шорты и футболку, в которой я могу плескаться, словно в море-океане. Но хоть не подсунул трофейные тряпки своих бывших пассий. А, может, и тех, которые у него постоянные, для здоровья. В конце концов, даже у Антона долгое время были именно такие отношения.