Обман
Шрифт:
– Здравствуйте, я доктор Джеймс. Кажется, мы с вами еще не встречались. – Я протягиваю ему руку, но он не отводит взгляда от Тайлера и игнорирует меня. – Как вас зовут?
– Флойд. – Он все еще смотрит на Тайлера. Флойд примерно на фут ниже Тайлера, но тяжелее фунтов на шестьдесят.
Тайлера трясет от гнева.
– Мисс Сэм, не думаю, что вам стоит сейчас здесь находиться.
– В самом деле, Тайлер? – Бодро, непонимающе. – Это почему же?
– Этот человек не уважает женщин. – Тайлер переминается с ноги на ногу и то сжимает, то разжимает кулаки. Флойд застыл на месте. Не моргая, он пялится на Тайлера. Ждет, когда тот начнет действовать.
– Питчеры
Я немного выше Флойда, и, когда стою перед ним, ему невольно приходится оторвать взгляд от Тайлера и посмотреть на меня. Я заслоняю его оппонента, так что он вынужден мне ответить.
– Да, я иногда смотрю бейсбол, мисс.
– Любимое хобби всей Америки. Прекрасный спорт. А теперь… – я хлопаю в ладоши, – где вы сейчас должны находиться, джентльмены? Уверена, что не торчать в коридоре, а заниматься чем-то полезным, верно?
Никто не отвечает, но несколько пациентов, наблюдавших за сценой из компьютерной комнаты, сползают с диванов и куда-то удаляются. Тайлер вроде бы немного остыл, но я еще чувствую его дыхание на своем затылке.
– Что, нет? О’кей, но у меня есть дела. Тайлер? Не хочешь пройтись со мной до зала для группового сеанса? – Мне известно, что Тайлер – джентльмен и никогда не позволит даме пойти куда-то одной, если она попросила ее сопроводить.
– Хорошо, мисс Сэм. – Чуть скрипнув зубами, он огибает меня и медленно идет по коридору. Я опускаю очки на нос и обжигаю Флойда яростным взглядом.
Мы с Тайлером не торопясь бредем по коридору, и я снова завожу разговор о бейсболе. Он не может сосредоточиться и отвечает невпопад, мямлит и бормочет, не в силах оторваться от ситуации, стряхнуть ее с себя. Мы добираемся до пустой комнаты для групповых сеансов, я вхожу и приглашаю Тайлера последовать за мной.
– Тайлер. Когда ты слышишь что-то наподобие этого и реагируешь, ты словно бы кормишь монстра, понимаешь? Он ведь и рассказал эту историю, чтобы привлечь к себе внимание, вытянуть из других реакцию. Давай не будем доставлять ему такое удовольствие, о’кей? Когда тебя кто-то беспокоит, просто уходи. Не слушай, не вступай в контакт. Найди меня или кого-нибудь из персонала, если чувствуешь, что не можешь этого вынести. Хорошо?
– Он убил собаку. Я просто голову потерял от ярости, когда он сказал, что убил ни в чем не повинную собаку. И эту леди, которая тоже ни в чем не виновата.
– Да, и я тоже, Тайлер. Я тоже. Но мы не должны впускать это в себя. Мы должны подняться и быть выше.
– Вы думаете, это все бред? Он все выдумал, чтобы напугать других пациентов?
– Может быть. Может, и выдумал. Но даже если он не убивал, как ты говоришь, ни в чем не повинную собаку и леди, которая тоже ни в чем не виновата, мы с тобой оба знаем, что в мире каждый день убивают невинных женщин и собак. Но мы не можем из-за этого рассыпаться на кусочки или вступать в драки. Ты здесь для того, чтобы заботиться о себе самом, а не беспокоиться о ком-то еще. Правильно?
– Да. Я знаю, что вы правы, мисс Сэм. Я здесь для того, чтобы беспокоиться о себе. И о «Янки», потому что в
– Вот в этом с тобой точно не поспоришь.
Я сижу на диване и жду, когда появится Лукас с едой – он обещал взять на ужин что-нибудь навынос. Предполагалось, что он будет здесь еще час назад, но его все нет. Я пытаюсь читать книгу, и мне приходится закрывать один глаз, чтобы видеть слова. Я голодна и не могу сосредоточиться и все время проверяю телефон – вдруг Лукас прислал сообщение. Но нет, ничего. Полная тишина. Я сама отправила ему эсэмэс полчаса назад, с вопросом, когда он собирается прийти, но ответа не получила. И я снова и снова перечитываю одну и ту же страницу.
Мой бокал уже пуст, так же как и бутылка рядом с ним. Когда я на нервах, пью быстрее, чем следует. И хотя на улице мороз – этот ноябрь выдался холоднее, чем несколько предыдущих, я все равно пью белое вино. Аккуратно вытерев капли конденсата с кофейного столика рукавом свитера, на цыпочках иду к помойному ведру, бросаю туда все еще запотевшую бутылку и быстро скручиваю железную пробку со следующей. Лучше, если Лукас не будет знать, что я уже опустошила целую бутылку. Когда я крадусь обратно к дивану, телефон начинает вибрировать, и от неожиданности я спотыкаюсь о ножку столика.
Эсэмэс от Лукаса. «Впусти меня, забыл ключ».
Я пишу ответ. «Сначала нажми кнопку домофона, не могу открыть, пока ты не позвонишь».
По всей квартире разносится громкая и сердитая трель домофона, и я нажимаю кнопку, чтобы открыть парадную дверь. На экране возникает изображение Лукаса, и даже на зернистой, некачественной картинке видно, что он в плохом настроении. Он хлопает ладонью по кнопке лифта, хотя обычно поднимается по лестнице – я живу на третьем этаже. Но когда пьян, или злится, или что-то несет, он пользуется лифтом. И сегодня вечером, кажется, причина и в том, и в другом, и в третьем. Я оставляю дверь квартиры слегка приоткрытой, возвращаюсь на диван, наливаю себе немного вина и жду, слишком сильно сжимая ножку бокала. Потом подтягиваю колени к груди и опираюсь на подушки.
Лукас едва ли не врывается в квартиру и тут же швыряет пакеты с едой прямо на пол. Затем ногой отпихивает их в кухню и сердито сдирает с себя пальто.
– По-моему, ты могла бы мне и помочь, – фыркает он.
Я вскакиваю с дивана и в качестве приветствия целую его в щеку. Подбираю пакеты, в которых лежит что-то безнадежно остывшее, и кладу их на стол. Лукас явно под наркотиками. Его волосы прилипли к затылку, а воротничок промок от пота. Он сжимает и разжимает зубы, а в уголках его рта скопились белые сгустки слюны. Кокаин. Больше он ничего мне не говорит и удаляется в ванную, чтобы привести себя в порядок. Я вешаю его пальто на спинку высокого барного табурета и проверяю карманы. Интересно, что я там найду?
Полупустая пачка сигарет рядом с нераспечатанной полной. Черная зажигалка Bic, сильно покоцанная снизу от открывания пивных бутылок. Чек из китайской закусочной с сегодняшней датой, пробитый два часа назад. Я засовываю все обратно и лезу в нагрудный карман. Свернутая в трубочку пятидесятидолларовая купюра – один кончик влажный, другой припудренный белым – и крохотный пакетик, в который как раз помещается грамм кокаина. От прилива адреналина у меня начинает жечь в желудке. Это я тоже возвращаю на место.