Обманный Дом
Шрифт:
Даскин повернулся на другой бок и прогнал мрачную мысль. С упрямым юношеским идеализмом веря в силу Добра, он и помыслить не мог о том, что и Зло тоже могущественно. Картер был Хозяином. Прежде чем он погибнет, разверзнутся небеса. Но ведь и его отец был великим человеком, и все же погиб. И мать Даскина поглотило Зло, во многом ею сотворённое. Даскин лёг на спину, дабы не думать ни о том, ни о другом. Сара часто напоминала ему, что все — в руке Господней. С этой мыслью Даскин забылся тревожным сном, в котором ему снился Картер, которого укачивал на громадных белых ладонях какой-то великан. Но лица великана
Он проснулся через несколько часов, пожалел о том, что не захватил карманных часов, но порадовался, что никто не нарушил их отдыха. Даскин со вздохом поднялся, от его вздоха проснулся Грегори, и они наскоро позавтракали сухарями и вяленым мясом. Грегори принялся скатывать походное одеяло, а Даскин забрался вверх по склону ущелья и выглянул за край. Они подошли к Дому гораздо ближе. Даскин отчётливо видел здание сзади и решил, что пути до него остаётся всего два часа, если они с Грегори пойдут по дну петляющего ущелья. Затем он рассмотрел пса-гиганта. Тот бродил вокруг дома и принюхивался. Если бы не эта тварь, они с Грегори за десять минут перебежали бы равнину. Картер недовольно поморщился, спустился к Грегори, и они продолжили путь.
— Многое бы отдал за яблочко, — пробормотал Грегори.
— А я — за солнышко, — отозвался Даскин. — Было б солнышко, тогда мы бы и яблочко нашли.
— Тут о солнце и мечтать нечего. Его тут не было никогда. Эта часть Вселенной пуста.
— Знобит меня при взгляде на этот дом, — признался Картер. — Огней почти нет, и стережёт его чудовище. Такое впечатление, что дом почти заброшен.
— Как думаешь, зачем анархистам он понадобился? Зачем они строят его здесь, во Внешней Тьме?
— Да придурки они, вот и все. Рвутся к власти, как когда-то моя мать.
— Но уж не все же до одного, — не согласился Грегори. — Многие жизнь отдали в борьбе за дело. А те, кого мы в плен брали, производили впечатление людей образованных.
— Это верно, — признал Даскин. — Они умные люди. Но они ненормальные, если думают, что им под силу изменить всю Вселенную. Какой чудовищный эгоизм!
— Наверное. Но обладая могуществом Краеугольного Камня, они могут и добиться своей цели. Даскин покачал головой.
— Молю Бога, чтобы этого не случилось. Ой, мы с тобой об этом спорили не раз, и я всегда прекрасно понимал твою точку зрения. Порой Вселенная кажется жутким местечком. Смерть, жестокость, несправедливость, нищета. И все же их дело не может быть правым.
— Потому что мир создан таким? Но разве нам не следует пытаться его усовершенствовать? Разве колесо — порождение Зла? Разве в огне и паре кроется что-то порочное? Анархисты, безусловно, экстремисты, но мы живём в экстремальном мире. Разве мы можем равнодушно позволить ребёнку жить впроголодь, если в наших силах ему помочь? Вот смотрю я на эту тьму, и мне хочется, чтобы вместо неё был сплошной свет.
— Ты говоришь, как соблазнённый.
Даскин не смотрел на Грегори, но словно увидел, как тот пожал плечами.
— Ну ты же знаешь, я просто люблю поиграть с разными идеями, повертеть ими так и сяк, посмотреть, что в них сходится, что нет.
— Ещё как знаю, — вздохнул Даскин. — Замечательно рассуждать об абстрактном голодающем ребёнке, но вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Анархисты взяли в плен одного невинного
— Во имя блага многих людей, — возразил Грегори. — Они многим пожертвовали ради следования философии анархизма. Разве один человек — это слишком большая жертва ради спасения всего человечества?
— Порой мне кажется, что слишком большая, — ответил Даскин.
— Ради спасения сотен тысяч детей? — не отступался Грегори. — Да ты бы и сам жизнь отдал за такое.
— Мне хотелось бы так думать, и все же я с тобой не согласен. Быть может, это и бессмысленно, но Лизбет не просила о том, чтобы её приносили в жертву. Ей не предоставили выбора. Пусть бы анархисты сами жертвовали собой, но требовать этого от ребёнка… Разве можно доверить таким людям всю Вселенную?
— Может быть, нельзя, но ведь мы доверяем наш мир всяким правительствам, а нашу жизнь — лидерам этих правительств. А весь Дом доверен твоему брату.
— Да, но Дом сам выбрал его. Я бы даже сказал — его избрал Господь. Так сказал Бриттл, когда явился Картеру и Хоупу.
— И ты в это на самом деле веришь?
— Конечно, верю. Почему бы мне в это не верить?
— Само собой, твой брат и мистер Хоуп люди достойные…
— Вот именно. Мой брат никогда не лжёт.
— Но он мог ошибиться. Наверняка он до сих пор сильно переживает то, что в детстве из-за него были утрачены Ключи Хозяина, что затем отцу пришлось покинуть Эвенмер. А когда он узнал, что отец погиб, какой человек бы на его месте не стал искать для себя оправдания? И какое оправдание может утешить сильнее, чем изъявление Божьей воли?
— Ты думаешь, это была галлюцинация? А как же Хоуп? Он что, тоже фантазирует?
— Нет, только не мистер Хоуп. Он человек честный. И все же он поднялся от простого юриста до управляющего громадной империей. Не он первый из тех, кто мог и проглядеть некую странность в поведении своего господина — проглядеть, дабы не лишиться места. А потом он подписывался под этой историей с явлением Бриттла, действуя из наилучших побуждений: поначалу руководствуясь желанием помочь твоему брату в горе, а потом — исключительно из соображений верноподданности. А может быть, чудо видел только твой брат. Может быть, он разговаривал со стеной, где ему померещился Бриттл. Разве мог Хоуп, который всегда отрицает все фантастическое, на самом деле поверить в то, что Картер видел покойного дворецкого, когда он сам не видел ровным счётом ничего и никого?
— А я думаю, что нет ничего невероятного, — упрямо произнёс Даскин. — По крайней мере до тех пор, пока мы высказываем гипотезы. Но, полагаю, в данном случае все было не так. Разве только потому, что произошло чудо, следует утверждать, что это невозможно? Первобытному человеку трактор бы показался чудом. Разве мы не вольны поверить в то, что событие действительно произошло, если так утверждают два человека? Если бы ты и Сара сказали мне, что идёт дождь, разве я непременно должен был бы подойти к окну и проверить, так ли это, или мне следовало бы предположить, что на самом деле никакой дождь не идёт, только потому, что вы сказали, что идёт? И если двое уважаемых мною людей говорят, что видели ожившего покойника, почему я должен называть их лжецами?