Обманутые иллюзии
Шрифт:
– Зато пока у нас остается время как следует повеселиться на Рождество! – это было вне возражений. Для Лили было святым делом порадоваться каждой минуте праздника. – Раз уж мы все собрались здесь, сегодня вечером можно нарядить новогоднюю елку, – она лукаво взглянула на Роксану и Люка; – А у Жана в духовке ждет жаркое.
– С такими маленькими хрустящими жаренными картошечками и морковкой? – Люк почувствовал, как его желудок, который уже две недели был вынужден обходиться продукцией различных кухонь на вынос и одной неудачной попыткой зажарить цыпленка дома,
Роксана двинула его локтем под ребра. В конце концов, именно она жарила знаменитого цыпленка.
У этого парня просто волчий аппетит. Не надо нас подкупать, чтобы мы остались.
– Ничего, не помешает, – Люк умоляюще посмотрел на Леклерка. – И бисквиты?
– Спрашиваешь. И может быть, даже останется, что взять домой «для собачки» волчьей породы.
Рождество и Новый Год быстро кончились. Было много дел: купить и завернуть подарки, испечь печенье. Правда, в случае Нувель-Каллахан, это называлось «сжечь печенье». Ежегодное волшебное представление в пользу детей-инвалидов собрало такие нужные им пять тысяч долларов. Но теперь Люк продолжал традицию Макса развлекать детишек, которые проводили самую волшебную ночь в году прикованными к постели или инвалидному креслу.
Через час, ушедший на то, чтобы доставать монетки из маленьких ушек или волшебные, выраставшие на глазах цветы из пустых горшков, Люк понял, почему Макс всегда посвящал этим детям столько времени.
Они были самыми благодарными зрителями. Они знали, что такое боль, а действительность часто была к ним безжалостна. Но они верили. На этот час только это и было важно.
Той ночью, после того, как он расстался с этими маленькими мордашками, ему опять приснился сон. Это был его старый кошмар, и он проснулся с сильно бившимся сердцем и сжатым от крика горлом.
Роксана заворочалась, что-то бормоча во сне. Он накрыл своими холодными пальцами ее руку и долго лежал, глядя в потолок.
Долгая дождливая зима упорно цеплялась за март. От этого страдали торговцы, привыкшие выставлять свой товар на углах улиц. В доме в Чартрез Леклерк заботился о том, чтобы в его кухне всегда было уютно и тепло. Хоть от этого страдало его самолюбие, но он предпочитал оставаться в доме, редко отправляясь даже на рынок. Когда он' выходил на улицу, то чувствовал каждый порыв ветра, продувавший его сквозь иссушенную кожу до мозга костей.
Старость, мать твою так, думал он, когда разрешил себе задуматься на эту больную тему.
Когда дверь распахнулась, впустив в дом порыв холодного ветра с моросящим дождем, он вознегодовал:
– Закрой эту чертову дверь. Ты не в пещеру пришел!
– Извини.
Но от извинения Леклерк нахмурился еще больше. Люк был без шапки и без перчаток, а для защиты от разгулявшейся стихии надел только простую холщевую куртку. Леклерк почувствовал в сердце острый укол зависти.
– Ты что, сюда за подаянием пришел? Люк втянул носом воздух и уловил безошибочный аромат печеных яблок.
– Если мне дадут.
– Почему бы тебе самому не научиться готовить? Ты думаешь, что можно примчаться сюда,
– Видишь ли, в чем дело, – Люк уже давно привык к грубым выражениям кейждина, чтобы принимать его слова близко к сердцу, и спокойно налил себе из кофейника, гревшегося» на плите. – Я так полагаю, что хорошо, по-настоящему хорошо, можно делать только ограниченное количество вещей.
Леклерк фыркнул.
– Ив чем же ты так хорош, mon ami, что не можешь сварить яйца?
– В магии. – Люк взял чайную ложку сахара, сжал кулак и пересыпал белые кристаллы в дырочку между большим и указательным пальцем. Немного подождав, он разжал руки – в них было пусто. Леклерк хмыкнул, но этот звук вполне мог сойти за смешок. – В воровстве, – он протянул Леклерку потертый бумажник, который вытащил из заднего кармана старика, пока шел мимо него к плите. – И в сексе, – взяв чашку, он отхлебнул кофе. – Но здесь ты должен поверить мне на слово, потому что демонстрации не будет.
Морщинистое лицо Леклерка растянулось в усмешке.
– Значит, ты думаешь, что все это делаешь хорошо, а?
– Все это я делаю просто отлично. А теперь, как насчет одного печеного яблока?
– Сядь и ешь за столом, как тебя учили, – смирившись с его обществом, Леклерк вернулся к тесту. Его руки умело справлялись с домашней работой, но по ним словно скользили и извивались змеи, прошипевшие; – А где Роксана?
– На гимнастике. Она сказала, что после занятия пойдет обедать с подругами.
– А ты, значит, рыщешь в поисках добычи, oui?
– Я отрабатывал элементы нового трюка и решил устроить перерыв, – ему не хотелось признаваться, что без нее квартира кажется пустой. – К Марди Гра [29] все будет готово.
– У тебя только две недели.
– Этого достаточно. Наверное, толпы людей соберутся посмотреть, как я болтаюсь на горящей веревке над озером Пончатрейн. Я поставил пятьдесят кусков, что избавлюсь от наручников и поднимусь обратно на мост до того, как веревка сгорит.
29
Марди Гра (Mardi Gras) – карнавал, традиционно проходящий в Новом Орлеане во время католической масленицы.
– А если не получится?
– Тогда я потеряю пятьдесят тысяч и намокну. Леклерк переложил тесто в большую миску и накрыл его.
– Высоко тебе будет падать.
– Ничего, я умею нырять, – он подцепил вилкой теплое, ароматное яблоко и отправил его в рот. – Мне как раз хотелось обсудить пару деталей с Максом. Он здесь?
– Он спит.
– Сейчас? – Люк удивленно поднял брови. – В одиннадцать часов?
– Он плохо спит по ночам, – Леклерк обеспокоенно нахмурился, но в этот момент он стоял спиной к Люку, смывая с пальцев прилипшее тесто. – Человек имеет право спать в своем собственном доме столько, сколько хочет.