Обманы восприятия
Шрифт:
– Чего? Вдохновение? Да ты поэт! – враждебно засмеялись мальчишки.
Подслушав их разговор, они тут же начали придумывать для него обидные прозвища.
В класс зашел Старцев Максим – злые дети разом притихли.
– Черт, почему тут интернет не ловит? – заканючила Лиля и тем самым вывела Виктора из оцепенения. – Можно спеть в караоке! – лилейно предложила она.
Но ее уже никто не слышал. Между парнями началась баталия.
– Семь англичан создали тайное братство, они придумали новую моду малевать так, что в жилах кровь стынет. Ничего
– Одна из натурщиц, позируя в ледяной воде, заболела и родила мертвого ребенка, – вторил ему Макс. – В чем секрет живописи прерафаэлитов? Цветы на их полотнах как кладбищенские венки. Если бы я был психиатром, то делал бы тесты с помощью художественных произведений разных направлений. Ну, например: импрессия, экспрессия, а еще футуристы и этот сумасшедший абстракционист со своим квадратом, но главное – это прерафаэлиты! Психи любят все конкретное. Они абстрактно мыслить не умеют! Живопись помогала бы узнавать, кто как ощущает мир. Балдеешь от Малевича – значит, ты здоров, просто делаешь вид, что философ. Восхищаешься импрессионистами, то ты добрый малый! Тебя обидит даже ангел. Любуешься экспрессионистами – да ты злой гений! Но все же здоров! Так, ерунда, можешь убийцей стать! Но это не болезнь, это свойство характера!
Макс мудрствовал приятным, убаюкивающим тоном степенно, с расстановкой. Но в определенный момент, вкачав в себя, как в огромный надувной шар, еще одну порцию воздуха, выдал убийственный вердикт:
– А вот если нравится созерцать прерафаэлитов, то тут вам пора на отдых в дурдом!
– Где ты этому научился, сам в дурке лежал? – неумело пошутила Мила.
– Он решил, что все художники – сдвинутые психопаты, – поддержала ее Лиля.
– Параноики и алкоголики! И потом, цветовое тестирование давно придумал твой тезка, Макс Люшер, – влезла в разговор Рита. Но парни в азарте зацепились – никого вокруг себя не видели и не слышали.
– У прерафаэлитов была своя философия! Дружище, вы утверждали, что Мунк – псих, а он был экспрессионистом, а по вашей теории это вполне здоровые личности, не считая того, что могут стать потенциальными убийцами! Будьте последовательны, сударь! – сказал гордо Виктор.
Два подвыпивших товарища изображали из себя искусствоведов.
Незнамов читал литературные произведения без особого энтузиазма, но собирал марки и черпал из них много разной информации, в том числе и о художниках. Старцева же приобщила к искусству его бабуля. Музейный работник напичкала внука знаниями, которые он сейчас с удовольствием изрыгал:
– А еще я могу сказать, все же это было тайное братство, и все пейзажи – со скрытым смыслом! Ну, например… Ангел приносит веточку девушке, а та пугается этого чудовища с крыльями… Или голуби, всякие там орлы, совы, мыши, крысы…
– Слоны и крокодилы, – добавила Рита, понимая, что над ее женихом потешаются.
Виктор на минуту замешкался: всплыл эпизод… Он, ребенок, смотрит в темную даль… Деревья, смыкаясь, закрывают солнце, не пропускают воздух. Он панически ищет выход, зовет на помощь, но родители спорят и не слышат его.
–
– Паралогическое мышление, – надменно сказала Рита, уставившись в глубь залы.
Лиля, наблюдая за хозяйкой, прошептала Миле:
– Не зевай и делай умный вид.
Виктор дернулся, словно вернулся. И, упиваясь своей просвещенностью, начал снова распинаться:
– Даже пресловутые цветочки прерафаэлиты малевали не просто так. Маки – это смерть, ненависть! Фиалками украшали девственниц. Любые цветы желтого цвета – символ безумия! А еще я знаю, что жена художника-прерафаэлита, натурщица, придушила своего ребенка…
– Глупостей не говори. И откуда такие познания в ботанике? – съязвил Максим. В его глазах веселые чертики давно выплясывали победный танец. – Тайное братство предполагало зашифрованную переписку. Может, они готовили переворот в стране или банк хотели ограбить? – икая и выпуская пары алкоголя с запахом не переваренной желудком пищи, он уставился на Милу, которая послушной ученицей тянула руку.
– Мак – наркотик, – заговорила она с его милостивого согласия, – и объясните, почему тайное братство? Им что, рисовать не давали?
– Молодец! Твои знания выше всех похвал, вот только на твою могилку фиалки не принесут, но герань, символ глупости, получишь! – зло пошутила Рита.
– Скука смертная! Обещали, что будет весело, – заныла Лиля, громко глотая из высокого фужера розовое вино. – Я со своим женатым любовником знаками общаюсь! Тайные знаки в телефоне: тортик, обезьянка и тарелка – это значит, что твоя киска хочет в ресторан!
– Все яды имеют розоватый оттенок, хотя розовый цвет – это цвет безмятежности, – сказала Рита тоскливо. Она открыла новую пачку «Sobranie» и раздумывала, какого цвета выбрать сигаретку. И платье на ней было новое – прозрачная накидка.
– Друзья мои! Все тянутся к шизофреникам! Они подарили миру джаз! Всем хочется безумия! Только в нем истинная радость! Мы же пьем, чтобы стать немножко, хоть на миг сумасшедшими! – прокричал Макс, шумно открывая бутылку шампанского.
Пена под громкое женское ликование вырвалась наружу и, стекая белой струей по его ручищам, залила все вокруг. Максим, торжествуя, кричал:
– Ну, чем вам не сюжет для абстракции, смотрите – как в «Глубине» Поллока!
Поддавшись его настроению, Виктор с восторгом разглядывал белоснежные островки алкогольного напитка. Хлопья пены на темном полу создавали впечатление, что там, в середине, между белыми и густыми пузырьками разлитого шампанского, – бесконечность.
Сонная Лиля, утомленная интеллектуальной перебранкой, иногда все же встревала в их дискуссию и вставляла свои глупенькие фразы. Но тут осипшим баском девушка вынесла решение:
– Идиоты могут рисовать картины и даже играть музыку, лишь писатели должны четко следовать правилам, а поэты – рифмам!
– Дай я тебя расцелую, умница! Ты гениально права! Самая точная наука – это орфография и пунктуация! Попробуйте сделайте джаз из романа, а из поэмы – абстракцию! Не успеете и глазом моргнуть, как в психушку попадете, – обрадовался Макс и страстно, в губы, облобызал ее.