Обманы зрения
Шрифт:
— Это что, глинтвейн? — подозрительно спросила Ада, понюхав предложенное питьё.
— Почти, — хмыкнул Антон. — В девятнадцатом веке, да и прежде, красное вино часто подавали подогретым. Добавляли специи. Хорошее, между прочим, дело. Давай, пей, сразу согреешься.
Ада послушно сделала несколько глотков. Напиток был очень вкусным, хоть и показался ей крепковатым. От горячего вина стало тепло, плед приятно щекотал шею. Было, правда, немного странно сидеть в ресторане, завернутой в одеяло. Она почувствовала, как напряжение отступает, и допила свой бокал. Антон насмешливо улыбнулся.
—
— Вот заодно и проверим, — невозмутимо ответила Ада. Ледяной ком в желудке растаял, и она с аппетитом принялась жевать сочное душистое мясо.
— Может, добавочки? — Антон коварно кивнул на пустую посудину.
— Фигушки, — выразительно посмотрела на него Ада. — Ты что, подпоить меня решил?
— А что, мысль, между прочим, заслуживает пристального внимания, — пробурчал он в ответ.
Некоторое время ели молча. А потом он и сказал:
— А я себе мотоцикл купил. Такой классный! Ты сама-то не увлекаешься?
Ада захлопала глазами.
— Чем не увлекаюсь?
— Ну, на мотоцикле не катаешься?
Она чуть не подавилась.
— Ты что, я в жизни на мотоцикле даже не сидела. Мне на этих мотоциклистов и смотреть-то страшно, не то, что самой ездить. Тут на четырех колёсах удержаться бы, а ты говоришь — на двух.
— Ничего ты не понимаешь, — засмеялся Антон. — Это же самый кайф! На машине едешь — ты сам по себе, в замкнутом пространстве, от всего того, что снаружи: ветер там, дорога, лес, — ты отделен, закрыт. А на мотоцикле, как и на лошади, — прямой контакт! Чувствуешь себя заправским ковбоем!
— И что же, ты теперь, как пацан, или как рокер бородатый, начнешь носиться по улицам, пугая добропорядочных граждан? — затряслась от смеха Ада.
— Ну вот, сразу «пацан» или «рокер»! — быстренько сделал обиженную физиономию Антон. — Ничего-то, вы, девушка, в нашем мотоциклетном деле не понимаете. Самое интересное — это не по шоссе носиться, а по бездорожью, по полям, по лесам. В такие места забраться можно!
— И что, ты себе мотоцикл — внедорожник купил?
— Не совсем. У меня прежде такой был. А теперь я взял машину класса «эндуро».
— Это что за зверь такой? — заинтересовалась Ада.
— А это такая помесь кроссового мотоцикла, ну, внедорожного, то есть, с обычной шоссейной машиной. То есть, и по трассе, и по оврагам лихо скачет. Двигатель — почти сто «лошадей»! Зверь, а не машина! Хочешь, покатаю?
— Пока что-то не очень, — честно призналась Ада. — А самому-то не страшно?
— Не страшно — чего?
— Ну упасть же можно, разбиться…
— Да легко! — согласился Антон. — Я пару раз здорово летел.
— Понравилось?
— Очень! Незабываемые, доложу я вам, впечатления! Особенно, когда руку сломал и четыре ребра.
— Да уж, такое разве может не понравиться? — тут же согласилась Ада. — Приятнее, наверное, только ноги ломать!
— Ногу я тоже ломал, — прилежно доложил Антон. Но это в горах, на лыжах.
Ну-ну! С тех пор, как в стране появился президент, способный стоять на лыжах, все, кому не лень, надо им это или нет, немедленно кинулись осваивать склоны далёких и близких гор. Чтобы выиграть чемпионат
— Сент-Мориц или Куршавель? — елейным голосом осведомилась Ада. Антон помотал головой:
— Хибины.
Ничего себе, занесло!
— И давно ты там катался?
— Да уж задолго до того, как, судя по твоей ехидной физиономии, ты подумала! — в тон ей ответил Антон. — Я там вырос. У меня отец рядом служил. Он пограничник. Вот и на лыжах кататься мы все там начинали раньше, чем учились читать. А горки там неласковые, наших фокусов не спускали.
Что такое неласковые горки, Аде было хорошо известно. Её отец всегда ездил кататься в Приэльбрусье, куда стал брать с собой и дочь, едва той исполнилось десять лет. Жили они обычно на военной турбазе «Терскол».
Сперва Александр Владимирович учил Аду спускаться с пологих склонов Эльбруса. На девочку произвели огромное впечатление высокогорные станции «Мир» и «Кругозор», стены которых были увешаны мемориальными досками и фотографиями погибших спасателей. Наверх, вдоль обманчиво-невинных трасс, веселых туристов тащил тряский обшарпанный медлительный фуникулёр, напоминавший гигантский вагон старого трамвая.
На нетрудных спусках Ада довольно быстро освоила азы горнолыжной премудрости и даже почувствовала некоторую тягу к лихачеству. Однако, проницательный Александр Владимирович сумел не пропустить этот опасный момент и немедленно продемонстрировал слегка расслабившейся дочери кучу неприятных мест в непосредственной близости от склона, куда легко мог угодить вылетевший с трассы неопытный лыжник. Больше всего Аде «понравился» ледяной грот, куда периодически попадали сильно разогнавшиеся и не успевшие вовремя уйти влево незадачливые катальщики. Выбраться из ловушки можно было только с посторонним участием. Однако, позвать на помощь было почти невозможно, поскольку в силу каких-то природных хитростей звук из грота наружу не доходил. Кричи себе на здоровье!
Впрочем, вскоре после этой познавательной экскурсии Александр Владимирович решил, что дочка уже вполне может попробовать кататься на более сложных склонах крутого неласкового Чегета. Бугристые неопрятные трассы, кишевшие лыжниками, девочке не понравились сразу, она с тоской посматривала в сторону возвышавшегося над ней спокойного двуглавого красавца.
— Ну ладно, — сказал отец, — я, похоже, погорячился. Сегодня уже потихонечку покатаемся здесь, чтобы день не пропадал, а завтра с утра — на Эльбрус.
Но гора рассудила иначе. Через полтора часа Ада уже ехала на машине «Скорой помощи», баюкая сломанную руку.
— Представляешь, — рассказывала она Антону, — туда, в Терскол, народ не в шашки, в общем-то, приезжает играть. Однако, ближайшая больница находится в сорока двух километрах от посёлка. Туда-то меня и отвезли. Хорошо ещё, что перелом был несложный, скорее, даже, трещина. Смогли подлатать даже в полевых условиях.
— И что же ты, больше туда ни ногой? — насмешливо спросил Антон, с интересом выслушав Адин рассказ. Он и сам несколько раз катался в тех местах, и ему было приятно услышать знакомые названия.