Обнаженная модель
Шрифт:
Из небольшого зала на Тверской улице, где еще недавно проходила персональная выставка Риммы под названием «Моя любимая Россия», вела дверь в редакторскую комнату, где нас и ждал Попков. Я сел рядом с Юрой к компьютеру, и мы начали отбирать репродукции для будущего буклета. Вскоре пришла и Римма с коробкой и рулоном холста. Эти покупки она сделала в соседней комнатке-киоске, где художники покупали краски, кисти, холст, разбавители для живописи, лаки и многое другое, что необходимо для работы над картиной.
— Здравствуйте, Римма Николаевна, — приветливо встретила мою жену
— У меня для вас приятная новость, — продолжила она. — Совсем недавно вышла книга искусствоведа ЕвграфаКончина о художниках, в ней есть статья и о вас. Присядьте к столу, я сейчас достану эту книгу.
Галя открыла шкаф, с трудом вытащила книгу в жестком переплете и положила ее перед Риммой.
— Этот экземпляр мы с Юрой дарим вам. Второй — вы скоро получите из рук самого автора на презентации.
Римма прочитала вслух:
— Евграф Васильевич Кончин «Холст как мера вечности».
Юра Попков рассказал:
— Автор издал свои статьи о художниках, написанных им за три десятка лет. Теперь они собраны в этом фолианте.
Римма заглянула в оглавление:
— Володя, какие имена! Алексей Грицай, Дмитрий Жилинский, Гелий Коржев, Май Митурич-Хлебников.
Повернувшись к Гале, она сказала:
— Мы с Митуричем и его супругой, без которой он никуда не ездит и ласково называет ее «мои успокоительные капли», дважды в Японии делали выставку, в 1991 и в 1994 годах.
Римма продолжила читать:
– Николай Ромадин, Зураб Церетели. Здесь очерк и о твоем друге Игоре Обросове, Володя.
Галя улыбнулась.
— Не скромничайте, Римма, порадуйте Володю, найдите статью «Серебристые звоны».
— Мне, — сказал Юра, — как составителю и главному художнику книги, хочется заметить, что Кончин очень хорошо отзывается о твоей живописи, Римма. Ты, наверное, давно знакома с автором?
— К сожалению, не имела чести быть ему представленной. Это для меня неожиданный подарок.
Я не утерпел и подошел к Римме, чтобы увидеть репродукцию и прочитать статью, в которой хорошо пишут о моей жене. На столе лежал тяжелый том в твердом переплете.
— Юра, — спросил я, перелистывая упругие листы, — как вам удалось издать такую роскошную книгу? По нынешним временам это стоит бешеных денег!
— Эта книга обошлась нам в 900 000 рублей. Конечно, изданию книги помогли спонсоры, так что мы вышли на высокий полиграфический уровень!
— У вас и прежде были хорошие издания, — сказал я, — считаю альбом «Художник и модель», составленный Львом Вениаминовичем Гриншпуном и оформленный тобой, тоже удачным. В этой книге я видел твои картины — «Смятение» и «Меланхолия». Туда попали и мои — «Девичник на Ивана Купала», «Игра в Эдем», «Амазонка»и «Качели». Книгу украшают произведения художников Венецианова, Кустодиева, Семирадского, Фешина, Серебряковой. Кстати, ее нюна международных аукционах
— Да, у нас бывали удачные издания, но такая солидная книга, пожалуй, впервые, — ответил Юра, — я больше года готовил к изданию «Холст как мера вечности». На первой странице, Володя, — вступительное слово автора.
Открыв первую страницу книги, я вслух прочитал отрывок из авторского вступления: «Книга — своего рода ретроспектива отечественного искусства … за три десятка лет. Со всеми своими положительными сторонами, не подлаженными под вкусы и догмы сегодняшнего времени. Но в этом есть и свои недостатки, некая односторонность, узость охвата всего дарования художника, его творчества».
Дней через десять Юра позвонил в мастерскую.
— Передайте, пожалуйста, Римме, чтобы она привезла в выставочный зал Московского Союза художников на Кузнецком мосту три картины. Будет развернута ретроспективная выставка картин художников, включенных в книгу Евграфа Кончина «Холст как мера вечности». В день открытия выставки будет презентация этой книги. Ваши буклеты готовы, часть мы оставляем себе, несколько экземпляров отдаем в отдел кадров Московского Союза художников, а вам — каждому по сто штук. Я захвачу их с собой и передам на презентации.
28 апреля день выдался теплым и солнечным. Из больших стеклянных окон выставочного зала падал ослепительный весенний свет. Большую часть экспозиции занимали произведения мастеров, ушедших из жизни. На их картины, развешенные на центральных стенах, к сожалению, падали прямые солнечные лучи, от чего на холстах появлялись яркие блики. Они слепили глаза, и нельзя было разглядеть всю прелесть и поэтичность этих работ.
В третьем зале на главной стене висели три работы Риммы: «Розовая зимка», «Ранняя весна», «Золотая речка». О них писал в своей статье Кончин. В этом зале картины были подсвечены специальными софитами. Освещение было удачным, и работы смотрелись очень хорошо.
Я был доволен, что картины выглядели не хуже, чем их описал искусствовед.
Мы вернулись в большой зал. На сцене стоял столик с несколькими стопками книг, за ним сидел пожилой мужчина.
— Это, видимо, Кончин, — предположил я.
— Мне не доводилось видеть его раньше, но раз этот человек сидит за столиком с книгами, значит это он.
Перед сценой на стульях ожидали начала презентации художники и гости. Многие продолжали осматривать экспозицию, бродя по залам, или стояли вдоль стен, тихонько разговаривая между собой.
На сцену поднялся и подошел к микрофону Виктор Глухов, председатель Московского Союза художников. Он рассказал о жизненном пути искусствоведа, журналиста и литератора Евграфа Васильевича Кончина, поздравил его с 80-летнним юбилеем и с выходом в свет его новой книги «Холст как мера вечности».
— А сейчас, — продолжил Глухов, — Евграф Васильевич будет дарить художникам книгу, подписанную им лично.
Юра Попков стал называть фамилии по алфавиту. За художников, ушедших из жизни, на сцену поднимались родственники, и Кончин сам вручал им книгу с автографом.