Обнаженная со скрипкой
Шрифт:
Джейн. Ах, что же это такое!
Громко рыча, Фабрис через сцену бросается к Колину и ударом сшибает его с ног. Памела, опустившись на колени, наклоняется к Колину, Фабрис тоже. Изобэл пронзительно кричит. Общая сумятица. В этот момент появляется Мари-Селест.
Мари-Селест(докладывает). Господин Обадайа Левеллин.
Входит
Себастьян. Боже мой! «Ямайский» период!
Действие третье
Еще через несколько часов.
На сцене, как и в начале второго действия, — атмосфера обшей подавленности. Изобэл с закрытыми глазами лежит на диване, под ногами у нее подушка. Колин сидит перед тарелкой с едой, лоб у него украшен большим крестом из липкого пластыря. Памела лениво переворачивает страницы иллюстрированного журнала. Джейн расположилась у кофейного столика, заставленного посудой с остатками еды. Джейкоб — в кресле, в руках у него шляпа Черри-Мэй.
Джейн(поднимается и ставит тарелку на поднос). Мама, ты должна непременно заставить себя что-нибудь съесть. Ты ничего не ела весь день, только поковыряла вилкой эту яичницу.
Изобэл(говорит убитым голосом, закрыв глаза). Она с чесноком.
Джейн(берет тарелку Колина). Попросить Мари-Селест сделать тебе обыкновенный омлет?
Изобэл. Нет, милая, спасибо, мне не хочется.
Джейн. Если ты не поешь, у тебя опять начнется головная боль. (Ставит тарелку на поднос).
Изобэл. Она и так уже началась.
Колин. Что ты все пристаешь к людям, если они не хотят есть?
Джейн. Ну уж к тебе-то, во всяком случае, приставать не приходится, ты и так целый час только и делаешь, что ешь.
Памела. Почему мы не можем вернуться в отель?
Джейн. Потому, что должны сначала узнать, чем все это кончится.
Памела(бросает взгляд на дверь библиотеки). Они уже сидят там целую вечность.
Джейн. Как мне хотелось бы знать, что там делается! (Подходит к двери и прислушивается). Себастьян все еще говорит.
Колин. На каком-нибудь диалекте или просто по-английски?
Памела(хихикая). О, Колин, как ты смешишь меня!
Джейн. Ну а меня он совсем не смешит. Если бы он умел хоть капельку считаться с чувствами других
Колин. Какой там нокаут! Я сам стукнулся головой о ножку стула.
Джейн. Чепуха. Ты свалился, как подбитая кегля.
Колин. Он захватил меня врасплох. Я не успел прийти в себя от удивления.
Джейн. А я удивлена только тем, что он не вздул тебя еще раньше. Ты так высокомерно, грубо разговаривал с этой бедной женщиной.
Памела. Она показалась мне отвратительной.
Джейн. А ты ей показалась дурой с претензиями, так что вы квиты.
Памела (сердито). Джейн!
Колин. Действительно! Бедная женщина! Обыкновенная проститутка, а парень, вне всякого сомнения, сутенер.
Изобэл. Колин, я запрещаю тебе так выражаться в моем присутствии! Ты не в казарме!
Колин. Клянусь богом, я хотел бы очутиться там.
Изобэл. И богохульства я тоже не выношу. Ах, как ты огрубел в армии! Ведь ты был таким воспитанным, деликатным мальчиком!
Джейн. Это тебе казалось, мама.
Изобэл. А теперь ты с каждым днем все больше и больше походишь на дядю Эдуарда.
Памела(возбужденно). Нехорошо так говорить! Колин ничуть не похож на дядю Эдуарда, и во всяком случае дядя Эдуард никогда бы не был разжалован, если бы не эта миссис Фолкнер.
Джейн. Неужели мы сейчас будем спорить о дяде Эдуарде и миссис Фолкнер, Памела? Можно подумать, что у нас нет более важных вопросов.
Изобэл. Я никогда не могла понять, что он в ней нашел.
Джейн. Одно бесспорно: если бы Колин не вел себя так заносчиво и не оскорбил бы мисс Уотертон, то не произошло бы скандала и они не убежали бы отсюда. А теперь у нас нет никакой возможности их разыскать.
Памела. Я лично не вижу никакой необходимости их разыскивать. Убрались — и слава богу.
Джейкоб. Мне кажется, Памела, что сейчас даже вы могли бы сообразить, как для нас важно получить и уничтожить этот документ.
Колин. И назначить ей ренту до конца ее дней? Так и от всего наследства ничего не останется!
Джейн. Она просила только денег на птицеферму.
Памела. На птицеферму! Что такая женщина будет там делать?
Джейн. Вероятно, то, что все люди делают — разводить птицу. И вообще, это она не для себя, а для своего молодого человека, которого ей хочется устроить. Она совершенно честно и откровенно говорила об этом и, право, была даже трогательна, пока Колин не стал задирать ее и называть вымогательницей.