Обнаженность
Шрифт:
После завтрака мы решили провести день в ознакомлении с городом и его достопримечательностями.
В маленьких магазинчиках Стамбула пестрили ковры, ткани… В витринах поблескивали чайные наборы. С бесконечных прилавков доносился аромат сладостей и специй, в котором можно было ярко выделить анис, имбирь и кардамон.
И после яркого и насыщенного дня, еще одна бессонная ночь. Пару часов короткого сна… и вновь этот, уже знакомый звук...
Амал и на этот раз был погружен в глубокий сон. Звонкое взывание к молитве не заставило его даже пошевелиться.
Тем же вечером, нас ожидало возвращение
Через какое-то время меня пробудили прикосновения горячей ладони Амала. Я приоткрыла глаза. Он указал мне на иллюминатор.
Самолет приземлялся над Москвой, покрытой белой пеленой раннего первого снега.
ГЛАВА 22.
Если я еще ни разу не упоминала, как сильно я люблю снег, то скажу вам – “Я его обожаю”! Снег для меня - высшая степень волшебства, радости и наслаждения, или все эти ощущения, сложенные вместе и умноженные на восторг, сравнимый только с тем, который я испытывала в детстве. Мой дедушка поднимал меня с кровати ранним утром и подзывал к окну. Я вставала с нетерпением, приклеивала нос к холодному стеклу и открывала глаза, всё еще потирая их.
“Снег!” - восклицала.
Мое дыхание захватывало, сон куда-то девался. Я завтракала, беспрестанно поглядывая в светящееся белым, заманчивым блеском окно, а затем спешно выбегала с дедом на улицу, чтобы успеть поиграть в снежки или изваляться в этом белом, пушистом чуде.
И этим утром снег лежал в Москве. Снег похрустывал в ритм моим шагам. Снег был у всех на устах.
“Так рано! Так неожиданно!” - слышались удивления повсюду.
А я - просто продолжала наслаждаться моим вечным романом с этим природным явлением.
В тот же день в офисе, Гордон, решив воспользоваться моими знаниями французского, пригласил меня присоединиться к нему за обедом на неделе. На самом деле "приглашение" было зовом о помощи, дружественной просьбой о выполнении не входящей в мои обязанности функции. Ему предстояло провести интервью с собеседником, который, увы, плохо владел его родным английским, уж о русском и речи идти не могло.
"Неужели, Гордону нужна моя помощь…” - подумала я, мысленно размахивая перед ним красным испанским капотом.
А сам он, с видом неисправимого педанта, запинаясь, пытался дать миллион объяснений необходимости моего присутствия, вместо того, чтобы просто сказать, что ему нужна была помощь.
Он также заранее решил посвятить меня в дело. Речь шла о встрече с юридическим представителем, в простонародье – адвокатом, важной французской корпорации, которая осуществляла переговоры для основания своего бизнеса в Российской столице. Гордону предстояло осветить итог этих переговоров, соответственно, найдя прежде общий язык и понимание с его французским собеседником.
Встреча должна была состояться в "кафе Пушкинъ".
Припоминаю, что это то самое кафе, которое еще до своего открытия, упоминалось в знаменитой песне Gilbert B'ecaud – Nathalie.
“On irait au “cafe Pouchkine” boire un chocolat” -
– Да, да, тебе не послышалось, то самое "кафе Пушкинъ" на Тверском бульваре, в которое любой когда-то мечтал попасть - поделилась я с Мишкой на одной из лекций своей новостью, ведь в то время заказать столик в этом заведении было совсем непросто.
– Пуфф!
– усмехнулся Мишка.
– Два часа в очереди за столиком и ощущение, что тебя ограбили по возвращению.- так он отозвался о ранее упомянутом кафе, припоминая свой опыт посещения этого заведения когда-то с родителями.
К обеду, облачившись в черное платье делового стиля, которое соблазнительно обнажало мою шею изящным, низким вырезом на груди и, надев поверх черное пальто, я подоспела к редакции, для того чтобы вместе с Гордоном отправиться на встречу.
Столик был зарезервирован в зале «Библиотека» - эксклюзивный и роскошный второй этаж кафе Пушкинъ, специально отведенный для бизнес-ланчей или просто более капризных клиентов, которые посещают это заведение небольшой компанией от 2 до, примерно, 8 человек. Интерьер зала, оформленный в стиле классической библиотеки аристократической московской усадьбы XIX века, был самым настоящим воплощением мечты для любителей литературы или почитателей поэта.
Высокий, привлекательный молодой мужчина, лет 35, в черных, лакированных туфлях типа “Oxford”, черном костюме и белой рубашке ждал нас, сидя в кресле, погруженный в чтение. Его внешний облик не оставлял без контроля ни один аксессуар хорошо продуманного образа, не позволяя раскрыть с первого взгляда его индивидуальность.
Он был холодным образом влиятельной корпорации.
Дорогостоящие часы на его руке напоминали всем собеседникам о том, что целый год их энергичной работы не годился в подметки одному его часу. Он чувствовал себя акулой в мире мелких рыбешек.
Но его волосы - чёрные, густые, аккуратно причесанные и уложенные гелем, даже в этом случае завивались волнами, мятежно выбиваясь из прически.
Он закрыл книгу, быстро провёл рукой по волосам, прибрав их назад, и поднялся с кресла, представ перед нами своим сильным, атлетическим телосложением. Уверенно протянул руку Гордону.
– Этан Рошетт!- представился и крепко сжал его ладонь.
Затем, высвободив свою руку, протянул ее мне.
– Enchant'e! – произнес он этим незабываемым, утонченным французским акцентом, с долей нежности в голосе.
Он приподнял свои густые, вьющиеся ресницы, и поцеловал мою руку.
А затем помог мне снять пальто и, невольно бросив взгляд на мою тонкую, длинную шею, обнаженную собранными в пучок волосами, протянул пальто официанту.