Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже
Шрифт:
Мне приятно, что я не ошибся со своим «впечатление огромное!». Хоть нас и уверяли в газетах, что команда басков — «прославленная», информация в ту пору была жиденькая. Много позже я узнал об этой команде все, что полагается, что знают сейчас болельщики о любой зарубежной команде. Лангара до начала гражданской войны в Испании провел за сборную своей страны 12 матчей и забил 17(!) голов, Л. Регейро — 25 матчей (14 голов). Оба они, а также Силаурен, Мугуэрса, Горостица, Ирарагорри играли в чемпионате мира 1934 года (вместе со знаменитейшим вратарем Заморой). Сборная Испании победила бразильцев 3:1 (два мяча забил Лангара, один — Ирарагорри), сделала ничью с итальянцами —1:1 (гол — Регейро). Матч продолжался на следующий день, и испанцы проиграли 0:1 (в отсутствие
Может быть, если бы баски сыграли, скажем, всего два матча, впечатление не было бы таким сильным. Они провели девять, их видели, кроме Москвы, в Ленинграде, Тбилиси, Киеве, Минске. И стало ясно, что наш футбол соприкоснулся с футболом невиданным. Хотя наши и проиграли семь матчей из девяти, горечи мы, болельщики, не чувствовали. И баски сами по себе были нам симпатичны, да и игра их восхищала, была открытием, вслед за которым должны были последовать новые, а мы и без того от футбола только и ждали открытий. Да и, несмотря на череду поражений, угадывалось, что в наших командах состоят не мальчики для битья, что, попривыкнув, наши потягаются с басками.
Наша компания имела собственный список «самых главных» матчей. И, как я сейчас понимаю, в составлении списка мы проявляли независимость. Скажем, был выделен матч 14 сентября 1938 года, и не только как финал Кубка, выигранный «Спартаком» у ленинградского «Электрика». Нас тешило и то, что в тот день на «Динамо» на футбол народ впервые ехал в метро, открывая новую эру в болельщицкой жизни.
Так вот, знаменитейшая игра «Спартака» со сборной Басконии, закончившаяся со счетом 6:2, в наш список не вошла. Нет, во время игры, сидя на «востоке», мы срывали голоса, ликуя после забитых голов, обнимались, жали руки. Но позже два вопроса встали перед нами. Первый: зачем было сборную выдавать за «Спартак», Федотова, Шегодского, Шиловского — за спартаковцев? И второй: не слишком ли велик счет, можно ли ему доверять? Мы были болельщиками - правдоискателями. Не зная ответа на эти вопросы, мы не могли идти против совести и о матче старались не говорить.
В нашем избранном списке выделялся, гордо, неугасимо горел полуфинал розыгрыша Кубка 1939 года. Это целая история — и на стадионе, и еще неведомо где.
8 сентября полуфинал: «Спартак» — «Динамо» (Тбилиси). «Спартак» выиграл 1:0. Игра была так себе, нервная, дерганая. Тбилисцы атаковали чаще, чем спартаковцы, но у тех невозмутимая защита да Жмельков в воротах. Единственный гол был забит во втором тайме. В дневнике я описал его так: «Протасов навесил, вратарь тбилисцев Дорохов упал, свалка, в конце концов мяч пересек линию ворот, и тут же его выбили».
12 сентября финал: «Спартак» — «Сталинец» (Ленинград). Легкая победа, едва ли не формальность. 3:1, а могло быть и больше. «Спартак» сильнее на голову.
Газеты дали пространные отчеты, напечатали ворох поздравлений победителям: ничего удивительного, второй год подряд спартаковцы взяли Кубок, что тогда было в новинку.
После этого «Спартак» продолжал играть в чемпионате.
18 сентября с московским «Динамо» —1:1. Жуткая нервотрепка. Сначала динамовец Назаров пробил пенальти выше ворот. Потом Бехтенев в свалке забил лежа, под носом у лежащего Акимова. Степанова удаляют с поля за нападение на вратаря Фокина. Вик. Соколов ставит подножку Ильину, опять пенальти. Бьет Якушин — выше ворот. Но пенальти перебивается: Семенов до удара выбежал из полукруга. Бьет Назаров, тот, который промазал в первом тайме. Акимов парирует. Старостин кидается в наступление, его сбивает Семичастный. Очередь «Спартака» бить пенальти. Глазков обманывает Фокина.
23 сентября. Очередная встреча, по расписанию— «Спартак» — ЦДКА. Видимо, спартаковцам слишком дорого
Немудрено, что после таких событий забылись и финал, и тем более полуфинал Кубка.
И вдруг весть, сначала шепот, а потом и в газетах; полуфинальный матч будет переигран. Вот это номер! Такое и присниться не могло. Что дело нечисто, было ясно. Если существовал протест тбилисцев, то его полагалось разобрать до финала — тогда бы еще куда ни шло. Но, чтобы принять такое решение после финала, надо было презреть все законы, спортивные и неспортивные. Никто, по-моему, и не сомневался, что футбольное начальство покорно склонилось перед более высоким. В те времена мы всякого нагляделись, но чтобы футбол, к которому мы пристрастились за его вольность, попал под гнет беззакония — это было ударом.
30 сентября. Переигровка полуфинала. В наших глазах «Спартак» играл не за самого себя, не за Кубок, а за нас, оскорбленных в лучших чувствах. Что ж удивляться, что тот матч не то чтобы до сих пор стоит перед глазами, а памятен мне перехваченным дыханием, дрожью во всем теле. Каким же самообладанием должны были запастись спартаковцы, выходя на поле, чтобы не поддаться расслабляющей обиде, принять происшествие, как должное, за очередной календарный матч, который необходимо обязательно выиграть, только и всего. Тбилисцы усердствовали. Их можно понять; оплошать после милости, свалившейся с потолка какого-то кабинета, было бы неловко, полагалось делать вид, что ничего сверхъестественного не произошло. Так что игра шла на высочайших нотах.
«Спартак» все время впереди, судьбу не искушал: 2:0, 2:1, 3:1, 3:2. Все три мяча забил Георгий Глазков, которого мы, как видно не зря, считали самым хладнокровным, даже флегматиком. Пригодилось. Тем и закончилось небывалое сражение — полуфинал после финала. В дневнике появилась строчка: «Справедливость и класс восторжествовали!».
В истории футбола есть случаи, когда результат матча отменяли и назначали переигровку. Тот же «Спартак» в 1958 году, 8 ноября, переигрывал матч с киевским «Динамо». Ставка была высока: победа делала его чемпионом, проигрыш отдавал это звание сидевшим на трибунах московским динамовцам. По совпадению «Спартак» выиграл переигровку тоже 3:2, и это тоже был матч из незабываемых, который наша молодая компания, не сомневаюсь, взяла бы в свою «сборную матчей». Но компании тогда уже не было: другое время, другое поколение футболистов и болельщики в большинстве другие. Происшествие выглядело чисто спортивным, интерес к нему не выходил за пределы стадиона и федерации футбола: было принято во внимание, что летом, в первой встрече («Спартаком» она была выиграна 3:2), судья запоздал со свистком к окончанию на 9 секунд.
Кубковая переигровка 1939 года озадачила всерьез: способен ли футбол устоять, оказать сопротивление злым силам и остаться тем, чем он был для нас,— заповедным островом, где отдыхала и веселилась душа? Победа «Спартака» была как вздох облегчения, как гора с плеч. Уж и не знаю, что было бы, если бы он тот матч проиграл?!
Не подумайте, что студенты-второкурсники в тридцать девятом были способны на далеко идущие умозаключения. Наоборот: что мы счастливо умели — так это не задумываться, не брать в голову то, что ни мы сами, ни старшие все равно не могли объяснить. Мы вели переполненную, стремительную, молодую жизнь.
Футбол удобно умещался в этой нашей жизни. Нас пробирал озноб болелыцицких страстей. Мы беспрекословно верили людям, подвизавшимся на поле; мячу, влетавшему в сетку ворот; таблицам, которые добросовестно расчерчивали; завлекательным афишам. Оттого и была так остро и больно пережита нами переигровка в тридцать девятом.
Как бы ни загоняли футбол в прямоугольник поля, он не подчиняется, по-своему отзывается на все, что кругом переживают люди. Ни я, ни мои друзья довоенных лег не привязались бы к футболу так крепко и верно, не приняли бы его так близко к сердцу, если бы не различали его созвучия со временем.