Обольщение красотой
Шрифт:
Не будь они два дня назад доставлены к ней в номер, она продолжила бы кипеть от ярости, воображая его голову на блюде, но не пустилась бы в предприятие, которое привело их к нынешней коллизии.
А теперь выясняется, что цветы предназначались не ей.
Может ли она по-прежнему считать его лицемером, обвиняющим ее во всех грехах и в то же время желающим ее? Или он всего лишь оказался достаточно глуп, чтобы повторить на публике сплетни, которые лучше держать при себе?
После промозглой сырости палубы отапливаемый салон поражал теплом. Венеция развязала вуаль, следуя за Лексингтоном к столику в углу, приютившемуся между двумя пальмами
— Что-то вы притихли, — заметил он.
— Просто отвлеклась.
— Тем ужаснее для любовника, который не способен удержать ваше внимание.
Ее сердце подпрыгнуло при слове «любовник».
— Что бы вы делали, если бы я купила билет на другой корабль?
— Наслаждался бы путешествием, но гораздо меньше.
— На борту много других дам.
— Никто из них не заинтересовал меня так, как вы.
— Как вы можете так говорить? Вы ничего о них не знаете.
Лексингтон повернулся и окинул взглядом комнату.
— Кроме вас, здесь одиннадцать женщин, две достаточно старые, чтобы быть моими бабушками, три годятся мне в матери, одной едва ли больше пятнадцати. Из остальных пяти одна недавно обручилась — она все время поглядывает на свое кольцо, когда пишет письма. Еще одна, в розовом платье, думает только о шоколаде — я видел, как она пыталась вытащить кусочек из потайного отделения в своем кармане. Та, что в рединготе, груба с официантами. Вчера за обедом она сидела недалеко от меня. Девушка в желтом, сестра той, что в рединготе, обсуждает платье каждой дамы, не пропуская ни одной детали. Видите, она шепчется сейчас с сестрой, возможно, о вашем платье. Дама в коричневом — компаньонка состоятельной леди, и ей надоела ее работа. Но она очень практична. И не станет тратить на меня силы, потому что я с вами. Она ищет одинокого холостого джентльмена, который женился бы на ней, несмотря на ее скромное происхождение.
Он снова повернулся к ней.
— Как видите, никакого сравнения с вами.
Через вуаль трудно было разглядеть выражение его глаз, но на лице читалось несомненное удовольствие, когда он взглянул на нее. Пульс Венеции участился — точнее, еще более участился. В его присутствии он никогда не был нормальным.
Несколько запоздало ей пришло в голову, что он куда более наблюдателен, чем она полагала. Эта мысль вызвала у нее вспышку тревоги.
— А что вам известно обо мне?
— По всей вероятности, вы вышли замуж довольно рано. Муж оказывал на вас огромное влияние, возможно, потому что вы его очень любили, возможно, потому что был старше, а может, по обеим причинам. Вы по сей день не избавились от тени, которую он отбрасывает на вашу жизнь. Но ваше одиночество не означает, что вы по-прежнему связаны с ним. Скорее, вы дорожите своим нынешним положением — и безопасностью.
Венеция почувствовала, что от лица отлила кровь. Он не должен так много знать о ней.
— Наверное, мне следовало оставаться одной. Я не уверена, что с вами я в безопасности.
— Расскажите, что вы думаете о мужчинах, присутствующих здесь.
Она помедлила.
— Развлеките меня, — сказал он.
Кроме него, в салоне было только трое мужчин.
— Один из них с отчаянием поглядывает на девушку в розовом, которая обожает шоколад. Скорее всего, он — ее брат. Возможно, их мать страдает от морской болезни, и ему приходится играть роль дуэньи. Молодой человек, который разговаривает с любительницей шоколада, немного напоминает мне моего брата. Чувствуется, что он человек
— Угу, — произнес Лексингтон, явно удовлетворенный.
— И что это означает?
— Вчера вечером вы сказали, что не доверяете собственной способности судить о мужчинах. Вы отлично разбираетесь в них, моя дорогая.
Венеция неловко поерзала. Она не привыкла к комплиментам по поводу ее способностей.
— Будучи столь проницательной, когда дело касается мужчин, заметили ли вы что-нибудь в моем характере, что привело бы вас к мысли, что со мной вы не можете чувствовать себя в безопасности?
— Нет, — вынуждена была признать она.
— В таком случае, может, вы позволите мне предложить вам чашку горячего шоколада в моей каюте?
— Было бы очень неудобно пить шоколад в вуали.
— Я завяжу себе глаза. И вы сможете снять вуаль.
— Это очень любезное предложение, но явиться в вашу каюту, сэр, значило бы поощрить вас, а я не имею подобных намерений.
— Что мне сделать, чтобы вы передумали?
— Я не передумаю.
— Но должно же быть что-нибудь, что я мог бы сделать. Или дать.
Она прикусила губу.
— Вы полагаете, что мои милости могут быть куплены?
— Смысл не в том, чтобы купить ваши милости, а в том, чтобы доказать мою искренность. Рыцари прошлого совершали невероятные подвиги, чтобы доказать, что они достойны служить своим дамам. Назовите что-нибудь, — все что угодно — и я добуду это для вас.
— На «Родезии»?
— Это большой океанский лайнер, перевозящий тысячу пассажиров, если не больше. Вполне возможно, что на судне имеется все, чего бы вы ни пожелали. Или что-нибудь достаточно близкое.
«Но если герцог преподнесет мне ископаемое чудовище, кто знает, как я вознагражу его?» — вспомнились ей собственные слова.
Он прав. Каким бы редким ни был предмет, есть шанс, что у кого-то на борту он имеется.
— Вы — натуралист, — услышала она собственный голос.
— Откуда вы знаете?
Венеция выругалась про себя. Они никогда не обсуждали, зачем он приехал в Америку.
— Я видела книги в вашей каюте и сделала вывод.
— Загадочная и проницательная, — улыбнулся он.
Возможно, он улыбался ей и раньше, но не при ярком свете и не когда она смотрела прямо на него. Преображение было поразительным. Айсберг растаял окончательно, явив почти тропическое тепло и любезность.
К стыду Венеции, ее сердце на секунду остановилось. Неужели недостаточно, что он уже перевернул ее план вверх тормашками?
— И какое значение имеет тот факт, что я натуралист? — поинтересовался он.
Она была совершенно уверена, что ни Лексингтон, ни кто-либо другой на борту не может знать, что у нее на уме, тем не менее ее пронзила нервная дрожь.