Обольщение красотой
Шрифт:
— Мне нужен скелет динозавра.
Он приподнял бровь.
— Вы шутите.
— Вовсе нет. У вас он есть?
— Нет, конечно. Я специализируюсь не на динозаврах.
Разочарование было неоправданно сильным. Выходит, она действительно хотела пойти в каюту герцога, осознала вдруг Венеция. Но она хотела, чтобы решение приняли за нее, чтобы ее действиями руководила судьба.
— Но у меня, однако, есть кое-что, что могло бы сойти за приемлемую замену.
Нельзя позволять ему делать это с ней: гасить едва осознанные надежды и тут же возбуждать их снова.
— Меня не интересуют останки крохотных амфибий или трилобитов.
— Ничего такого. — Он поднялся. — Приходите в мою каюту через час, хорошо? Я приготовлю экспонат для вашего обозрения.
— Если он не оправдает моих ожиданий, я повернусь и уйду.
Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
— А что вы сделаете, если оправдает?
Похоже, эта улыбка станет ее погибелью.
— Возможно, останусь, чтобы полюбоваться им немного. Но вы не должны рассчитывать на большее.
— Я и не рассчитываю. Но я всегда добиваюсь того, чего хочу.
Венеция не возражала. Судьба или он, не важно, главное, что кто-то примет решение за нее.
— Хотела бы я посмотреть, как вы будете делать это с завязанными глазами, — заявила она со всей надменностью, на которую была способна.
— В таком случае вам придется прийти ко мне. А теперь прошу извинить меня. Мне нужно позаботиться о доставке тяжелого предмета из багажного отделения.
Кристиан предвидел затруднения, но щедрые чаевые, которые он раздавал, оказались еще менее действенными, чем он ожидал. К тому времени, когда объект был доставлен в его каюту и извлечен из упаковки, прошло более часа. Однако благодаря привычке баронессы опаздывать, у стюардов оказалось достаточно времени, чтобы вынести ящик и вымести солому, рассыпанную по ковру.
Она появилась, когда они уходили. Стюарды помедлили, проводив ее оценивающими взглядами. Баронесса переоделась, облачившись в сиреневое прогулочное платье, подчеркивавшее все достоинства ее фигуры. В свойственной ей манере, она едва заметила обращенные на нее взгляды, направившись прямиком к массивному предмету, который возвышался в углу гостиной.
Кристиан закрыл дверь.
— Можете развернуть его.
Она откинула холст, скрывавший то, что, он надеялся, окажется лучшим приобретением в его коллекции. Это была плита из песчаника шести футов в высоту и четырех в ширину с отпечатками двух трехпалых конечностей размером двадцать четыре дюйма на восемнадцать. Пересекая их по диагонали, тянулась цепочка более мелких следов, составлявших примерно четверть от первых.
— О Боже. — Она втянула в грудь воздух. — Следы тетраподов.
Это был научный термин, обозначавший ископаемых ящеров. Похоже, баронесса была неплохо знакома с языком палеонтологов.
— Можно мне потрогать его?
— Конечно. На моем столе есть бумага и уголь, если вы пожелаете сделать копию. А вот повязка, чтобы завязать мне глаза, если вы предпочитаете снять вуаль.
Он протянул ей белый шелковый шарф. Она обернулась.
— Дайте
— Даю.
Баронесса взяла шарф, завязала герцогу глаза и проводила его к шезлонгу. Кристиан с трудом удержался, чтобы не притянуть ее следом за собой. Ему хотелось снова вдохнуть ее бесконечно чистое благоухание.
Он услышал ее быстрые шаги, когда она пересекла комнату, возвращаясь к плите.
Ее очевидный интерес заинтриговал его.
— Вы тоже натуралист?
— Нет, но я делаю исключение для динозавров.
Он представил ее себе, восторженно обнимающую каменную глыбу, и улыбнулся своему легкомысленному настрою. Скорее она с почтительным благоговением обводит контуры следов.
— Очаровательные создания.
— Да. Одного я откопала сама.
Это не каждый день услышишь.
— Когда? Где?
— Я наткнулась на почти целый скелет, когда мне было шестнадцать лет, отдыхая в деревне вместе с семьей. Это был крупный экземпляр. Конечно, я и представить не могла, увидев часть грудной клетки, торчавшую из земли, что он такой большой, но потратила остаток каникул, радостно выясняя этот факт.
— Вы что, раскапывали его сами?
— Нет, конечно. Мне помогали брат с сестрой, дети из ближайшей деревни и молодые люди, которых заинтересовала вся эта суета.
— И что это был за ящер?
Последовало короткое молчание.
— Э… швабский дракон.
— Платеозавр? Мне они нравятся. Красивые зверюги. Что вы сделали со скелетом?
— Хотела выставить его дома, но мне, конечно, не разрешили.
Он рассмеялся.
— Представляю.
Взрослый платеозавр мог достигать более тридцати футов в длину. Даже во дворце, подобном Алджернон-Хаусу, такой экспонат задавал бы доминантную ноту всему дому.
— Спустя некоторое время я опомнилась и передала его в музей.
Судя по шороху угля по бумаге, она начала снимать отпечатки со следов.
— В какой музей?
— Пусть он останется неназванным.
— Боитесь, что я отправлюсь туда и выясню, кто вы?
— Уверена, у вас есть более важные дела, но лучше не рисковать.
— Почему, учитывая, что вы уже пустились в рискованное предприятие?
На секунду шорох угля прекратился, а затем возобновился еще энергичнее.
— Потому что я могу исчезнуть в любой момент. Что это, как вы думаете?
Ему потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что она говорит об окаменевших следах. Она снова сменила тему.
— Наверное, молодой игуанодон. А возможно, какой-то хищный ящер.
— Каким временем он датируется, по-вашему?
— Думаю, поздним Юрским или ранним Меловым периодом.
— Поразительно, — промолвила она, — что нечто, столь хрупкое и эфемерное, как следы, может сохраняться на протяжении ста пятидесяти миллионов лет.
— При соответствующих условиях все возможно. — Он коснулся повязки. Она повязала ее вполне надежно, но под его веками не было мрака, скорее темная охра, пронизанная золотистыми лучами. — Вы больше не занимались поисками окаменелостей?