Оборотень или Спасение в любви.

Сурская Людмила Анатольевна

— Княжна Татьяна, сделайте одолжение, прогуляйтесь со мной, — попросил Владимир, не отпуская её руку. Она в отчаянии посмотрела на помятое лицо графа: «О, Боже!»

— Сударь вам лучше пригласить было свою невесту, — парировала она, пытаясь высвободить свою руку.

— М — м-м-да! А ты ревнуешь…,- засмеялся зло он. — Не вам сударыня притворяться!

Его красивое лицо не казалось ей сейчас таким. «Какие мы девицы глупые, влюбляясь без разбора в смазливые личики, калечим себе жизнь». Злые глаза, буравившие её сейчас, не предвещали ничего хорошего.

— Граф не забывайтесь! — Она старалась говорить уверенно, но голос дрогнул.

— Ах, вы меня в отчаяние повергаете. — Кривлялся он, переходя

на жёсткий, грязный тон. — Я ж тебе куколка нравился, ты готова была порхать за мной по первому зову…

Княжна выгнула спину и гордо вскинула подбородок:

— Граф, позвольте вам напомнить о чести…

Сопровождающие графа охотники захихикали. Затем управляющий грубо поторопил Владимира.

— Вольдемар, что ты с ней возишься. Бери, заткни ей рот, да пойдём. А то ещё настроение испортит своими проповедями, — заключил он.

Но тот не собираясь подчиняться, огрызнулся:

— Ты чертовски не благороден. Ты уже своими дикими методами заткнул одной, что тебе это дало? С барышнями надо культурно, она сама поймёт. Умная девочка. Хочешь, чтоб одарил тебя лаской? Да, княжна? Так мы расстараемся, — ухмыльнулся граф.

Громогласный хохот потряс лес.

— Вольдемар, что вы делаете? — напугалась Таня, пытаясь освободить из его цепких рук локоть.

— Что я делаю? — обернулся он к хохочущим друзьям, предлагая повеселиться с ним вместе. Те так долго тянуть были не намерены.

— Ваньку валяешь. Бери её на плечо и пошли.

— И, правда, граф, время теряем… — Покрутил перед носом зонтик цветка управляющий Шилевских.

Владимир, потянув её к себе, закинул на руки. А Таня, опомнившись изо всех сил, под пьяный мужской хохот, принялась кричать:

— Помогите, помогите…

Потом крик перешёл на визг.

Они снова разразились громким смехом.

— Заткнись, кто тебя здесь услышит, — наставительно пробасил Гучковский, пытаясь зажать всё же рукой в грязной замшевой перчатке ей рот, — и потом, кто тебя звал, сама пришла, добровольно.

Теперь смех был просто оглушительным.

Казалось, доберман не бежал, а летел. Залюбуешься. Каждая мышца гармоничного животного подчинена скорости. Не вероятной силы прыжки приближали его к группе. Ещё одно усилие и он свёл челюсти на руке графа. Взвыв от боли и схватившись за перекушенную истекающую кровью руку, он выронил девушку. Бывший управляющий Шилевских, опомнившись и схватившись за ружьё, не успел им воспользоваться. Кинув вопящего Владимира, пёс, оскалившись, перехватил шею стрелявшего, и она хрустнула, как кусок сахара в щипцах. Управляющий упал, точно подкошенный, ружьё, грохнувшись ему на грудь, выстрелило. Третий — Гучковский, стоявший от всей этой картины соляным столбом, увидев перед собой окровавленную морду пса, бешено вращающего глазами, грозно рычащего, вдруг сорвался с места и, забыв о болтающемся за спиной ружье, потрусил прочь. От греха подальше. Пёс, было сорвался вдогонку, но пришедшая в себя Таня ухватив его за ошейник потянула на себя, но не удержав такую силищу упала и проползла за ним несколько метров по траве, кричала: — Не надо, ради меня. Стой.

Поняв, что она не отпустит, Барон прилёг рядом, тяжело дыша и виновато смотря ей в глаза, словно пытаясь сказать: — «Только ради тебя, он остался жить». С морды вместе со слюной капала кровь. Таня, опустив глаза, глотая слова, прошептала:

— Всё, уходим Барон.

Забрав корзину и крепко держа добермана, она побежала, как могла на не желающих слушаться ногах прочь. Добежав придерживая рукой вылетающее из груди сердце, до небольшого овражка, она ухватилась за наклонившуюся над ним берёзу и долго стояла, тяжело дыша и обнимая нежное дерево. Доберман лежал рядом. Потом, сделав несколько шагов в сторону поляны, упав на колени в траву и непослушными

руками, расстелив лоскут покрывала, присела, на залитый солнцем склон и, расстегнув ремешок на собаке, отвернулась. «Господи, как же это будет, что же это будет?» — колотились бестолковые вопросы в её голове, мешая остыть и прийти до конца в себя. Таня повернулась на его шаги, натянув понталоны, но голый до пояса, он пытался спуститься к ручью и отмыться от крови. Взяв салфетку, укрывающую корзину, она последовала за ним следом. Прополоскав рот и несколько раз вымыв лицо, он холодной водой растёр грудь. Знала, что лучше б не следовало это делать, но не смотреть не могла. Смотрела на играющие в солнечных лучах мускулы, жемчужные капли воды, украшающие налитую мужской силой грудь. Серж молчал, отворачиваясь от неё, Таня не навязывалась, спокойно ожидая невдалеке, пока молодой человек отмоется и остынет после боя. Она даже не подумала о том, что он это воспринял наоборот, как брезгливое чувство к себе и вновь с новым рвением принялся отмываться. Не выдержав уже, Таня подошла ближе и попробовала вытереть его сама. Он, сначала, отшатнувшись, как от удара, потом закрыл глаза и позволил высушить себя. Он чувствовал себя ужасно.

— Спасибо что вернулся и помог. Ты, правда, не сердишься, что я сдержала тебя? Прости, пожалуйста, я так боюсь за тебя, — тихо роняла она слова, — а сейчас идём, оденешь рубашку, ты замёрз от такого обильного купания.

— Я убил человека… До этого случая я не знал сего джентльмена. А вот убил.

Княжна желая проявить единение с ним погладила его большую ладонь и осмелев добралась до плеча:

— Это не человек. Этой двуногой особи нет названия. Он выплеснул в лицо княжны Софи Шилевской бутылочку серной кислоты. Её милое личико стало похоже на страшную маску. Пол лица сожжены. К тому же, этот гнусный мерзавец, превратив её в монстра, бежал. Выходит, отсиживался в этом осином гнезде. Она не хочет жить, её караулят. А он веселился и кутил. Ах, Серж там разбиты все в доме зеркала. Она единственная дочь. Её семья несчастна. И всё это из-за того, что бедняжка не захотела с ним бежать и тайно обвенчаться. Теперь она отмщена.

Конечно, в её речах правда, но он всё равно не находил себе места. Отвечал односложно, невпопад и путаясь.

— Какая дикость… Но я…

— Успокойся, — взмолилась она, — большого зла на тебе нет. Никто не может тебя упрекать и ты сам себя тоже. А, если уж разбираться, то во всём моя вина. Это я не должна была подвергать себя и тебя опасности. Меня предупреждали, а я не послушалась. Вот Бог меня и наказал. — Она многозначительно показала пальцем в небо. — Владимиру тоже поделом, тот ещё негодяй… Всё к чему он прикасается погибает.

— Ты знаешь графа Ветрова? — развернулся он резко к ней. Последние слова, которые она произнесла больно кольнули его. — Скажи во имя неба, что связывает тебя и графа?

Пришлось объясняться. Но испытывая чрезвычайное неудобство от недосказанности, всё же сказала она не всю правду.

— Уверяю тебя, меня с ним не связывает ничего. Он жених моей подруги Натали. Я уже сейчас предвижу, что несчастнее женщины на этом свете не будет.

Казалось, с облегчением барон отпустил её.

— И тебе он не нравился? — с недоверием уточнил он.

— Нет, — солгала она совершенно с добрыми намерениями. К тому же сейчас совсем не уверенная в том, что это вообще с ней было.

Серж, ни на мизинец не веря, пытался вывести её на чистую воду.

— Но он жгуче красив и разговорчив. К тому же любимец весьма многих особ прекрасного пола. Девицы умирают от любви к таким?

Княжна не стушевалась и нашла слова казалось успокоившие его.

— Его красота зла и разрушительна. У меня мурашки по спине от его прикосновений.

Он даже в волнении улыбнулся.