Оборотень на щите
Шрифт:
— Целовать, — вдруг выдохнула Света. Затем обняла его. Стиснула бугристые плечи изо всех сил.
Ульф торопливо разжал клыки и потянулся к ее лицу.
Губы у него были горячими. А одна из когтистых ладоней залезла под рубаху. С дрожью погладила Свете грудь, пока язык играл с ее языком — безжалостно, как кошка с мышкой.
Однако клыки Ульфа, придавившие Свете губы, тем временем стали меньше. Затем он вскинул голову. Пробормотал:
— Хочу тебя сейчас. Это все запах. Ты пахнешь сладко, Свейта. Весенним цветом.
Какая
— Если скажешь нет, не трону, — сипло пообещал Ульф.
Она качнула головой, глядя в глаза, горевшие янтарем. Ярко и чисто, до золотых искр.
В горе и в радости, мелькнуло у Светы, когда когтистые ладони стянули с нее рубаху. И горячий язык Ульфа прошелся по соскам.
Ласка была грубой, но сбила Свете дыхание.
В болезни и здравии, спутано подумала она, когда Ульф вдруг развернул ее. И снова притиснул к стене, прижавшись всем телом уже к спине. Ладонями накрыл ей груди, дыхнул в затылок…
— Еще не поздно, — уронил Ульф.
А сам пригнул голову к Светиному плечу. Коснулся обнаженной кожи уже губами. Мягко, осторожно.
— Я тут, — прошептала Света.
И вскинула руку, дотягиваясь до его макушки.
Надо лбом Ульфа топорщились жесткие волосы. Молочная грива была собрана сзади в хвост, но пара выбившихся прядок пощекотала ей ладонь.
Брякнул ремень, упав на пол вместе с добром, висевшим на нем. Ульф содрал с себя одежду, одной рукой придерживая Свейту — чтобы не убежала в последний миг.
А затем он опять прижался к ее спине. Копье его вдавилось в ложбинку меж белых ягодиц. И Ульф, обняв Свейту сзади, торопливо погладил ей впалый живот. Тут же дотянулся до холмика между ног. Большими пальцами взъерошил рыжую шерстку, уже разводя мягкие бедра. Поднял Свейту над полом, одним толчком заставил ее тело принять его…
Нежная плоть была скользкой, трепещущей. И страх, мучивший Ульфа — а вдруг он обернется волком, когда будет в ней? — исчез.
Он двинулся медленно, растягивая удовольствие. Ощутил, как Свейта запрокинула голову, вдавив затылок ему в грудь. Тут же прошелся губами по ее шее, присыпанной веснушками. И добавил к ним цепь розовых следов от тяжелых, быстрых поцелуев.
Свете хотелось его обнять. Но Ульф жарко дышал сзади, и она вместо объятий судорожно цеплялась за камни стены. Вздрагивала, впуская в себя Ульфа — и тонула все глубже в горячечном, бредовом наслаждении.
Рывки его распирали тело изнутри. Во тьме, у стены, она дрожала мотыльком, которого насаживали на твердую плоть. Орудие Ульфа скользило в ней, эту дрожь подгоняя.
Потом Ульф притиснул Свету еще сильней, вонзаясь короткими движениями. Уже безжалостно дал ощутить всю объемистость мужского тела…
А под конец Света вжалась в каменную кладку, переживая жаркую судорогу. Затем
Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем хватка Ульфа ослабла, и она коснулась ногами пола. Следом муж пригнулся. Щека Ульфа скользнула по ее обнаженному боку — непонятно зачем, но Света блаженно вздохнула…
И немного удивилась, когда Ульф, выпрямившись, стянул завязки штанов у нее на поясе. Подумала расслабленно — к чему?
Но тут же спохватилась. Не время и не место стоять со спущенными штанами. Все-таки здесь чужой дом, пусть и гостевой.
— Мыться, — нетвердо сказала Света, принимая из рук мужа рубаху. — Есть.
Ульф негромко засмеялся. Бросил:
— Сначала есть. Я, пока живот тебе гладил, нащупал там позвонки. Проступили с той стороны, с голодухи.
Она смутилась, разворачиваясь — и Ульф лукаво ей подмигнул. Потом подхватил с пола свои штаны.
Еды в кладовой гостевого дома нашлось немало. И все было на удивленье свежим. Сыры пускали слезу на срезе, на черешках алых яблок зеленели мягкие листочки, спелые груши проминались под пальцами.
Даже лепешки, упрятанные в ларь, пахли свежей сдобой.
Они устроили пиршество на длинном столе, стоявшем посреди трапезной. Света покрутилась между поставцом с посудой и струйкой воды, бившей из стены в углу неумолчным родничком. Расставила по столешнице медные блюда, разложила по ним все добытое в кладовой.
Ульф тем временем напластал кусками вяленое и копченое мясо. Затем сел и замер. Но стоило Свете опуститься на лавку, как он схватил кусок копченых ребер. Быстро обглодал его до костей…
Второй кусок Ульф ел уже медленней.
Света так же молча, как он, съела кусок лепешки с мясом. Следом отпила из чаши, которую Ульф успел для нее наполнить. Только после этого объявила:
— Я думать…
Ульфу хватило совести прикрыть свою ухмылку чашей с вином.
— Альв говорить, что свет ослепляет, — упрямо заявила Света. — Но я не ослепляет. Ты не ослепляет. Свет от альва быть. Слова его ложь?
Ульф тут же посерьезнел, и на один короткий миг Света ощутила торжество.
Затем муж отставил чашу с вином и быстро сдвинул блюда в сторону. Света едва успела подхватить одну из посудин, соскользнувшую с краю стола. Ульф тем временем отцепил от своего пояса ремень светлого альва. Швырнул его на столешницу, растянул…
И Света, привстав над лавкой, уставилась на узорчатые бляхи, украшавшие ремень. Подумала — три птицы и змея. Что это значит? Или это узор ради красоты, ничего больше?
— Алрунд не потребовал свой пояс назад, — тихо пробормотал Ульф. — Значит, он уверен, что для меня эти бляхи бесполезны. Или они срабатывают только под рукой светлого… или нужна хитрость, чтобы пустить их в ход. А может, бляхи — оружие на один раз? И все они уже сработали, а теперь пусты?