Оборотень
Шрифт:
— А потом я вас отправлю в гарем к моему приятелю султану, — продолжал вещать Соловей, явно войдя в раж.
Но тут одна из баб, та, что с косой и корзинкой, вдруг спросила:
— Куды?
Своим глупым вопросом она явно сбила Петровича с мысли, и он, запнувшись, остановился на полуслове и, мучительно напрягая мозги, пытался понять, что она имела в виду. Анна Сергеевна решила прийти ему на помощь.
— К султану, дура. В гарем, — строго сказала она и уже от себя добавила: — Вас там будут
А вот этого явно говорить не надо было. Потому как бабы резко посуровели лицами, а Каширский покачал головой.
— Ах, Анна Сергевна, Анна Сергевна, — пробормотал он, — похоже, вы весь налет испортили. Надо было установочку дать…
— А иди ты знаешь куда, — взвилась Глухарева. — Гренделя надо было лучше своими установками потчевать. Тогда бы мы не оказались здесь, в компании плешивого душегуба и этих деревенских дурех.
— Да что вы понимаете! — возмутился Каширский. — Вы сами-то…
Петрович, видя, что все начинает идти наперекосяк, попытался выправить положение.
— Всем стоять! — взвизгнул он. — Не то горло перережу!
Но было уже поздно — как говорят в таких случаях, «ситуация вышла из под контроля». Бабы грозно двинулись на него. Что было дальше, Грозный Атаман так и не понял — он весь мокрый бежал по раскисшему осеннему полю и пытался стащить с головы ведро. Когда это наконец ему удалось, то он увидел, что далеко впереди вприпрыжку несутся Глухарева с Каширским. Петрович обернулся на бегу, и душа его с грохотом рухнула в пятки — следом за ним бежала высокая девица и размахивала косой.
— Я те покажу насильничать! — кричала она. — Я те щас срам-то отрежу, шоб не повадно было!..
«Все, пришла моя смертушка», — промелькнуло в голове Петровича, и он припустил во всю мочь. Так на одном дыхании он влетел в ворота замка, где с лету напоролся на борона Альберта.
— Эй, Соловей, что случилось? — спросил тот, удерживая конвульсивно дергающегося душегуба за шиворот. — Анна Сергеевна тут с Каширским пронеслись как угорелые. Может, ты мне в конце концов объяснишь, что все это значит?
— Там… Бабы… — задыхаясь, проговорил Петрович.
— Вообще-то они должны были бы быть здесь, а не там.
— Бегут… Сюда… — выдохнул Соловей.
— Это хорошо, — повеселел Альберт. — И чем это ты их приманил, плешивый гуляка?
— Они… Меня… Убить хотят! — выкрикнул Петрович.
— Что-то я не… — насупился Альберт.
— Спасите меня, — взвыл Грозный Атаман. — Порешат ведь не за грош!
— Да ты совсем очумел, — уже разозлился барон. — Хватит тут дурака валять — ступай и приведи девок!
— Не губите, — взмолился Петрович, — лучше на конюшню дерьмо выгребать!
И тут их препирательства прервал стражник, который стоял у ворот:
— Господин барон, там за воротами целая
— А-а-а! — закричал в ужасе Соловей и попытался бежать, но цепкие пальцы Альберта продолжали удерживать его за воротник. — Это за мной! Господин барон, не выдавайте меня им! Лучше повесьте на кремлевской стене! Но только не снаружи…
— Чего им надо? — не обращая внимания на стенания Петровича, спросил Альберт.
— Хотят, чтобы их отправили в гарем к султану. — ответил стражник.
Альберт удовлетворенно хмыкнул и отпустил кафтан Петровича. Душегуб и лиходей, гроза царь-городских лесов упал на холодные камни двора, как мешок с овсом.
— Скажи, сейчас будем отбирать лучших, пусть в очередь выстраиваются, весело крикнул барон и, поправляя на ходу белоснежное жабо, переступил через Петровича и поспешил к воротам.
На сей раз обстановка за обедом была уж совсем безрадостная. Никто ничего не говорил, кусок в горло явно тоже никому не лез, но все ели, чтобы не вызвать подозрений в сытости.
Король Александр в течение обеда несколько раз вставал из-за стола, подходил к окну и устремлял взор на болота.
— Если снова не задождит, то к вечеру мы обретем связь с миром, — наконец произнес король.
— И сможем наконец выбраться из этого… — подхватил сеньор Данте. Простите, Ваше Величество, из вашего замка.
— Вам наскучило мое гостеприимство? — обернулся к нему Александр.
— Ах нет, Ваше Величество, — поспешно залебезил поэт, — для меня всегда истинный праздник гостить у вас в замке, а уж последние несколько дней я буду вспоминать, как счастливейшую пору моей жизни…
— Если останетесь живы, — не удержалась госпожа Сафо.
— Я вам не Диоген и не донна Клара, — заявил Данте, — меня голыми зубами не возьмешь!
«Вот и донна Клара так же говорила, а где она теперь?», невесело подумала Чаликова.
— Господа, ну опять вы об этом, — вздохнул король, вновь садясь за стол. — Чему суждено быть, то и сбудется. Я со своей стороны предпринимаю некоторые действия и надеюсь, что скоро истина будет раскрыта.
«Был бы тут Вася Дубов, — помечтала Надя, — или хотя бы инспектор Лиственицын…»
— А я здесь больше ночевать не буду! — не выдержала мадам Сафо. — Ваше Величество можете считать это чем угодно, но я предпочитаю утонуть в болоте, чем… — Поэтесса, не договорив, опрокинула себе в рот огромный кубок с вином.
— А мне почему-то кажется, что все будет зер гут, — флегматично заметил Иоганн Вольфгангович, поправляя салфетку, накинутую поверх безупречного фрака.
Никто ему возражать не стал — все в глубине души надеялись, что этот кошмар скоро кончится, хотя и не очень-то верили в благополучный исход.