Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

Арагорн уже давно усвоил, что переубеждать журналистку бесполезно, а пытаться что-то объяснить – чревато. Жанна умела пропускать мимо ушей всё, что ей не подходило, а затем оставить пару-тройку его слов и так их извратить, что безопаснее было просто промолчать. Потому Арагорн не спеша подошел к девушке, крепко взял её за предплечье и решительно потащил в коридор. Она не сопротивлялась, но и не замолкала.

– А может, это иностранный шпион, работавший у нас под прикрытием? Или же ученый, чьё открытие грозит государственной безопасности? И теперь он пытается вывезти за границу результаты своих исследований?

– Очень рад твоему визиту, – перебил Арагорн, снимая в вешалки модное пальто и силком накидывая его Жанне на плечи, – Но советую следующий раз без приглашения не являться – это невежливо. Впрочем, концепция вежливости тебе так и

так незнакома, так что я зря теряю время, – он поднял с пола остроносые сапожки, всунул их в руки упирающейся журналистки и открыл дверь, – До следующей встречи. Искренне надеюсь, что нескорой.

Жанна, упорно цепляясь одной рукой за косяк, снова сменила тактику:

– Видишь ли, дорогой, у меня период некоторого творческого простоя, и я очень боюсь, что это плохо отразится на моей карьере. Может, ты мне поможешь? Ради старых добрых времен… Совсем небольшая сенсация – это все, что мне нужно.

– Придумай сенсацию сама, у тебя к этому большой талант, – отрезал Арагорн, бесцеремонно вытолкнул журналистку на площадку и захлопнул дверь.

Он сделал всего два шага – и раздался звонок. "Вот ведь упертая зараза!" – ругнулся про себя Арагорн и решил проигнорировать настойчивость своей бывшей. К пронзительной трели добавился стук в дверь – на удивление громкий. "Каблуком она, что ли, колотит?" Арагорн со вздохом открыл дверь и вышел на площадку. Мгновение спустя из соседней двери выглянул Василий. Быстро окинул взглядом растрепанную, запыхавшуюся журналистку с занесённой рукой, сжимавшей, словно оружие, сапог с высоким каблуком, и тёмные глаза блеснули глубоко скрытым весельем.

– Ты намерен прекращать это безобразие? – обратился он к брату.

Арагорн скривился:

– С удовольствием – только скажи мне как.

– Чего ей надо?

– Мальчики, – вмешалась тут Жанна, – Ну пожалейте вы несчастную девушку, я ведь замерзну у вас под дверьми!

Братья её игнорировали.

– Ей нужен повод для сенсации. Желательно, такой, чтобы при этом испортить мне жизнь.

Журналистка начала сердиться.

– Если потребуется, я буду всю ночь колотить вам в двери. Не полиции же вы меня сдадите?

– А это идея, – ухмыльнулся Арагорн, глядя на брата, – Вызову дежурный наряд, скажу, так и так, преследует меня одна влюбленная девица, житья от нее нет. Сексуальное домогательство, то да сё… Как раз будет ей сенсация. "Известная журналистка домогается скромного консультанта или громкое дело о сексуальном преследовании", – процитировал он воображаемый заголовок газет и осклабился: – Каково?

Василий хищно улыбнулся в ответ, выудил из кармана сотовый и скрылся за дверью. Журналистка обеспокоилась – улыбка Василия, явление само по себе довольно редкое, не предвещала ничего хорошего.

– Он что, и правда в полицию звонит?

– Искренне на это надеюсь, – безмятежно отозвался Арагорн, – Видишь ли, мой брат, в отличие от меня, не страдает излишней щепетильностью по отношению к так называемому слабому полу и придерживается мнения, что женщин, конечно, бить нельзя, но некоторым это могло бы пойти только на пользу.

Жанна, воспользовавшись моментом, попыталась проскользнуть обратно в квартиру, но Арагорн стоял в дверях, и отодвинуть его при всём своём желании она бы не смогла.

Тут снова показался Василий, кивнул брату и сообщил:

– Порядок. Если я понадоблюсь в качестве свидетеля, постучишь. А охрана снизу уже идёт.

Журналистка немедленно прекратила свои попытки пробраться в квартиру. Застегнула пальто, холодно, с поразительным достоинством оборонила:

– Уроды! – и гордо направилась к лифту, сжимая в руках сапожки.

Арагорн дождался, когда за ней закроются двери, а потом со вздохом прислонился к косяку.

– Ты серьёзно, что ли, охрану вызвал? – спросил он у брата.

– Нет. Но рад, что подействовало.

Зачем она приходила?

Арагорн потер виски:

– Фотографию Ахилла крутят едва не по всем каналам, а эта зараза ну как чует, какие дела – наши. Прибежала в надежде что-нибудь выведать. И знаешь что? Я боюсь, даже несмотря на то, что она ничего не получила, завтра мы увидим сенсационную статью с Ахиллом в главной роли, и Папыч устроит мне грандиозную головомойку.

Василий утешающе похлопал его по плечу, но промолчал. Да и что тут скажешь – ведь брат был прав.

* * * Илья довольно долго простоял на портике храма Аполлона. С холма, на котором возвышался храм, открывался прекрасный вид на греческий лагерь, и он внимательно его изучал. Хотя в глубине души прекрасно понимал, что не поэтому он застыл на верхней ступени храма. Сделать шаг вниз было страшно. Сделать шаг вниз означало войти в чужой, совершенно незнакомый ему мир. Выдавать себя в нем за героя. И не просто выдавать – быть им. По крайней мере, на время. И Илья просто не был уверен, что готов на это, хотя понимал, что выбора у него нет. Сделать шаг вниз было признать, что он принял "правила игры" и уже не сможет вернуться назад. Время суток в проходе чуть отставало от московского: в столице уже царила ночь, в то время как здесь был разгар вечера. Слабый ветерок с моря, вместо того, чтобы веять приятной свежестью соленой воды, растревоживал зловоние, висевшее над греческим лагерем, и доносил до Ильи запах отходов, гари, мокрого дерева, крови, немытых тел и выгребных ям. Палаток в лагере оказалось куда меньше, чем предполагал Илья. Судя по всему, бо льшая часть солдат ночевала прямо на песке, не утруждая себя сооружением укрытия. Великий греческий флот тоже не оправдал ожиданий. Рассчитывавший увидеть леса мачт, Илья не сразу понял, что корабли, на которых легендарная армия явилась к Трое, на деле оказались просто очень большими вёсельными лодками, без мачт и парусов. И стояли эти лодки-корабли не на якорях рядом с берегом, а на окраине лагеря, вытянутые далеко на пляж и развернутые носами к морю. Просто раздолье для предприимчивого поджигателя. Одна искра – и всё, не будет у греков транспорта на обратную дорогу. Ни рва, ни насыпи, ни каких-либо оборонительных сооружений вокруг лагеря Илья не заметил. Зато, повернувшись к морю спиной, разглядел вдалеке чёрные горбы то ли высоких холмов, то ли низких гор, силуэт прижавшегося к ним одним боком города, по-видимому, как раз легендарной Трои, и редкую, но длинную цепочку дрожащих огней справа от него – вероятно, лагерь троянских союзников. Илья сделал несколько глубоких вздохов и, сжав влажные ладони в кулаки, решительно загашал вниз. От нервного напряжения в голове стало гулко и пусто, и только билась одна мысль – что, если греки сразу же увидят подмену? Да, стилист постарался над лицом Ильи. Да, Катерина Федоровна внимательно изучила видеозапись с настоящим Ахиллом, вышедшим в проход у Шушмора, и сделала максимально идентичные доспехи. Да, сейчас в лагаре темно, так что никто его не сможет хорошенько рассмотреть; к тому же он надел шлем, скрывающий едва не всё лицо. Но остаётся ещё так много! Голос, манера разговора, жесты, реакции, поведение… Что с ним сделают греки, если распознают подмену? Илью заметили издалека. Он ещё даже не подошёл к кострам на самой окраине лагеря, а сидевшие у них греки уже вскочили на ноги. Несколько мгновений напряжённо рассматривали приближавшуюся в полутьме фигуру, а затем кто-то нерешительно произнёс:

– Ахилл?

Илья нервно сглотнул, но не замедлил шага. Он не может показать, что ему страшно; он должен вести себя как положено герою – мужественно.

"Мужество – это искусство бояться, не подавая виду". Когда-то давно Илья услышал эту фразу от Василия, и сейчас она пришлась как никогда кстати.

По мере приближения к кострам колеблющийся свет выхватывал всё больше деталей облачения Ильи – характерный гребень на шлеме, узоры на доспехах, заклёпки на щите…

– Ахилл, – уже более уверенно повторил один из греков.