Оборотная сторона героя
Шрифт:
Василий к тому времени уже закончил просматривать приготовленную стажёром подборку и теперь задумчиво вертел в руках карандаш.
— Ну как, есть идеи? — с надеждой осведомился Арагорн.
— Идеи-то есть, — отозвался брат, — А вот материала для их реализации, к сожалению, маловато.
Арагорн промолчал, ожидая продолжения. Василий бросил карандаш на низкий столик, откинулся на спинку дивана и вздохнул:
— Я надеялся, что у неё найдутся статьи, каким-нибудь образом затрагивающие спецслужбы. Тогда можно было бы организовать отвлекающий маневр, дав искусственное развитие одной из ее «сенсационных» статей. Но за последний месяц у неё нет ничего подобного — всего только светские слухи и раздутые сплетни
— Это меня меньше всего волнует, — отрезал Арагорн, нахмурившись. Он не любил, когда Жанну называли его подружкой. Пусть даже брат, пусть даже в шутку.
— Ладно, не кипятись, — Василий сразу разобрался, в чем дело. — Надеюсь, твоё участие в конкурсе красоты её отвлечет. По крайней мере, хоть на время.
Арагорн тяжело вздохнул, листая подготовленную Тарасом подборку. Задержался на броском заголовке «Ядовитые змеи на улицах Москвы — новый метод террористических атак?» и крякнул — воображение у журналистки всё-таки бурное. Пробежал глазами статью и задумался — интересно, откуда взялся ползучий гад в жилом районе? Потом махнул про себя рукой — с Жанны станется превратить сбежавшего из домашнего зверинца ужа в жарараку чёрную, особо ядовитую бразильскую змею.
— На самом деле принцип функционирования проходов был открыт уже больше полувека назад. Правда, Гедель занимался выведением механизма, на основе которого осуществляется работа машины времени, но это не меняет того факта, что, по сути он разрешил загадку проходов.
Аркаша, уступив единственный в аналитическом отделе стул Тарасу, заложил руки за спину и расхаживал вдоль окон-розеток, периодически натыкаясь на углы стола. Впрочем, аппаратура в аналитическом отделе сожрала почти всё свободное место, так что, сделав два шага в одну сторону, Аркаша вынужден был поворачивать обратно, и оттого Тарасу упорно казалось, будто аналитик беспрестанно кружится на одном месте.
— Что это за механизм, спросишь ты.
«Непременно спрошу», — съязвил про себя Тарас. И подавил зевок.
— Дело в том, что материальная частица описывается в теории относительности траекторией, называемой мировой линией. Мировая линия состоит из событий. Событие — это точка в пространстве-времени. Само пространство-время — не что иное, как множество, многообразие всех событий во Вселенной. В каждой мировой точке пространства-времени задан световой конус, состоящий из двух половин: конуса прошлого и конуса будущего. На каждой мировой линии течет собственной время. Наклон и угол раствора этих конусов определяют кривизну пространства-времени, которой в классической физике Ньютона соответствуют гравитационные поля материальных тел.
Ирочка предусмотрительно пристроила на край подоконника раскладную доску, и Аркаша, схватив маркер, принялся увлеченно чертить на ней какие-то диаграммы и символы.
— Гравитационные поля могут в определенных случаях допускать так называемые временные петли, замкнутые гладкие временеподобные мировые линии. Это Гедель так называл наши проходы. Чтобы понять, как возникают временные петли, надо нарисовать окружность, которая всегда лежит внутри соответствующим образом наклоненных вот этих вот конусов, — Аркаша выразительно постучал маркером по одной из схем на доске и, кажется, впервые вспомнил, что у него есть слушатель.
Тарас с готовностью вытаращился на лектора — умение, которым он в совершенстве овладел в университете.
— Гедель назвал это гравитационное поле, порождающее нужный наклон конусов, то есть нужное искривление пространства-времени, естественной, природной машиной времени. Он говорил, что человеку просто пока не приходилось в своей практической деятельности сталкиваться с такими полями, но это не значит, что они не существуют.
Тарас незаметно вздохнул. Он забыл физику с математикой, как только сжал в руках тонкие корочки диплома о среднем образовании, и потому все эти формулы и графики, которые рисовал сейчас аналитик, были ему всё равно что китайские иероглифы.
Аркаша давно уже с головой ушел в схемы на доске и всё говорил, говорил, говорил… До сознания Тараса доходили только обрывки фраз, значение которых он не понимал:
— …основаны на идее координативной дефиниции: первая координативная дефиниция относится к единице длины, вторая — к конгруэнтности… А каждый целостный уровень с его новой формой темпоральности предлагает решение неразрешимых конфликтов предшествующего уровня… Теории однонаправленности и строгой причинности времени не нашли своего подтверждения на практике…
— Можно вопрос? — перебил стажёр, когда скука стала просто невыносимой. — Я правильно понимаю: на самом деле однонаправленность и теория причинности времени неверны?
— Правильно, — просиял Аркаша, кивнул, отчего его смешные круглые очки слетели на пол, но были тут же заботливо водружены на место Ирочкой. — Прошлое вовсе не линейно и не последовательно, несмотря на то, что все поклонники Бредбери твёрдо убеждены в обратном. Время многовариантно — именно этим объясняются частенько встречающиеся существенные расхождения в исторических фактах. И чем дальше события отстают от условной точки отсчета, тем больше разброс в вариантах. По сути, основа этого принципа в целом верно изложена в теории мультиверса.
— Мультиверса? Параллельных миров?
Аркаша недовольно поморщился и поскреб маркером затылок, не обратив внимание на то, что забыл закрыть его колпачком. На белобрысой макушке появилось несколько тёмно-зелёных прядей.
— Параллельные миры — это уж как-то слишком… примитивно. Как из фантастической книги. Но в общих чертах — да, — подвёл итог аналитик и снова забубнил: — Теорию мультиверса следует строить как формальную теорию T, максимально похожую на общую теорию относительности, то есть как теорию одной четырехмерной вселенной, а параллельные вселенные должны появиться при построении моделей формальной теории. Основой этой теории может послужить так называемая синтетическая дифференциальная геометрия Ловера-Кока…
Тарас не мог переварить совершенно далёкие от него, гуманитария, физико-математические премудрости, и потому снова невежливо перебил, возвращаясь к тому, что его интересовало и что он хоть как-то понимал:
— То есть существует бесконечное число вариантов прошлого?
— А? — рассеянно переспросил сбитый с мысли Аркаша, поскрёб затылок, увеличив тем самым количество зелёных прядей, а потом вздохнул: — Ну, если брать за основу формальную теорию мультиверса вместе с теми выкладками о времени, которые я тебе уже рассказал, то прошлого как такового, то есть строго однонаправленного и детерминированного, как в учебниках истории, не существует. Существует бесконечное множество вариантов одного и того же прошлого, относительно тесно сгруппированных возле ключевых исторических моментов. Чем глубже в прошлое, тем шире разброс, тем дальше отход от центральной точки. Но центральные точки должны оставаться неизменными. Именно поэтому мы и можем относительно свободно вмешиваться в незначительные события прошлого — в глобальном смысле они для развития истории несущественны. И именно поэтому мы не должны никоим образом менять ключевые события, потому что они — своего рода скелет, на котором всё крепится. Иначе… — Аналитик звонко чихнул и спросил: — А ты знаешь, что будет иначе?