Оборотная сторона героя
Шрифт:
Арагорн давно усвоил, что самый лучший способ расположить к себе девушку на первом свидании — это сделать ее главным объектом обсуждения. Сработало и сейчас. Совсем скоро Алессандра улыбалась не профессиональной, обложечно-журнальной, а искренней тёплой улыбкой и с удовольствием отвечала на многочисленные вопросы своего спутника, всё реже и реже касающиеся экологии.
Арагорн с Алессандрой просидели в ресторанчике почти до самого вечера. Заинтересованно слушали, как кудрявый официант в яркой малиновой рубахе рассказывал им, что «сумнакуно састо» на цыганском означает «золотой рубль», а заведение называется так потому,
Постель, тепло, сон, странное горьковатое пойло и мясное хлёбово, которыми пичкал его старик, делали своё дело — Ахилл чувствовал, что силы к нему возвращаются. А вместе с ними и решимость немедленно пуститься в путь, на поиски закинувшего его в этот странный мир Аполлона.
Интересно, почему старик так ухаживает за ним? Рассчитывает на благодарность? На покровительство? На какую-то услугу? Последний раз бескорыстно об Ахилле заботилась мать, когда он был ещё мальчишкой. С той поры любая услуга оказывалась ему людьми либо с расчётом на получение чего-то взамен, либо из страха. Здесь же…
Впрочем, долго над этим Ахилл не размышлял. Зато много раз пытался заговорить со стариком. Тот всегда с готовностью отвечал, будто и впрямь понимал его, но вот разобрать хоть слово Ахилл по-прежнему не мог. Только укреплялся в мысли, что Аполлон и впрямь наложил на него особое заклятье, превращающее речь окружающих для его слуха в набор непонятных слов. Однако, уповая на покровительство олимпийцев, не очень дружных с солнечным богом, попыток не оставлял, снова и снова спрашивая:
— Скажи мне, старик, знаешь ли ты, как добраться до логова Аполлона?
Сухое лицо старика освещалось радостью каждый раз, когда Ахилл обращался к нему. И он всегда отвечал, но старательно вслушивающийся в его речи грек научился разве что улавливать часто повторяемые бессмысленные слова. Особенно одно, непрестанно слетавшее с его уст — «Сань-ка». Понять бы еще, что это значит.
В день, когда Ахилл твёрдо решил отправиться в дальнейший путь, он попытался изъясниться жестами. Постарался объяснить, что ищет Аполлона и дорогу обратно домой. Кажется, эта попытка вышла более удачной — старик куда-то надолго ушёл, тяжело припадая на деревяшку, заменяющую ему одну ногу. Вернулся мрачнее тучи, но покивал в ответ на вопрошающие жесты грека. Это Ахилла не успокоило — откуда ж ему знать, правильно ли понял его этот старик?
А тот, тем временем, полез в… Ахилл затруднялся с названием. Может, сундук? Высокий, под потолок, с гладко обструганными стенками и неказистыми ножками ящик. Вытряхнул оттуда ворох чудной разноцветной одежды, покопался, что-то выудил и протянул Ахиллу.
Материал оказался плотным и приятным на ощупь. На таком холоде пригодится. Ещё бы разобраться, как в это облачаются — на знакомый хитон или привычный гиматион одежда совсем не походила.
Одевался Ахилл медленно, подолгу вертя непонятные предметы в руках, дожидаясь подсказок старика. Размышлял, куда бы пристроить меч — перевязь и щит, которые он всегда носил за спиной, потерялись где-то в лесу. Удивительно, что меч остался при нем.
Старик, тем временем, хлопотал, прилаживая на нем одеяния, и что-то беспрестанно лопотал на своем языке. Пытался одеть на него странный шлем, прикрывающий голову. Ахилл нетерпеливо отталкивал его руки — что это за шлем, такой мягкий, да еще и лица не закрывает! Старик упорствовал, совал ему комок теплой ткани. Потом, догадавшись, надел другой себе на голову, ткнул пальцем за окно, приложил ладони к ушам. «Чтоб голова не мерзла», — наконец догадался Ахилл.
За большим окном, затянутым твердой прозрачной пленкой, послышалось громкое фырканье. Ахилл помнил, что такие звуки издают странные чудища, которых он уже видел на дороге у леса. Видимо, этих зверей здесь используют вместо коней и колесниц.
Неужели и впрямь сейчас его отвезут к чертогам Аполлона? Грек с некоторым удивлением отметил, что волнуется. Это было странное, давно позабытое и оттого почти незнакомое ощущение, и Ахилл постарался его отогнать.
Старик, тем временем, поманил Ахилла за собой, к двери. У входа приостановился, несколько мгновений разглядывал какой-то рисунок на стене. Потом вдруг резко повернулся, вцепился Ахиллу в плечи, уткнулся головой в грудь. Что-то забормотал. Сквозь всхлипы грек легко разобрал уже узнаваемое, но по-прежнему непонятное «Санька».
Ахилл не отталкивал старика, и пока тот сопел и кряхтел ему в грудь, рассматривал изображение на стене. Картинок, настолько точно походящих на реальность, он никогда в жизни не видел. На белоснежном папирусе талантливый художник нарисовал лицо молодого мужчины в пятнистых одеждах, с начищенными бляхами на груди. Рисунок был таким четким, таким верным, что мужчина казался совсем живым, и только глаза у него были застывшие, неподвижные.
Ахилл вздрогнул и потряс головой — сколько всего непонятного в этом мире! Аккуратно отстранил от себя притихшего старика, шагнул за порог.
Потом, застигнутый внезапной, непривычной для него мыслью, обернулся. Вот уж правда — новый мир вызывает новые чувства и заставляет совершать неожиданные, новые для него поступки.
— Спасибо за помощь, — медленно сказал он старику — вдруг тот и впрямь его понимает? — Мне нечем одарить тебя, старик, но свой долг я не забуду, и, если будет на то воля богов, непременно его верну.
На улице фырчало чудовище, вблизи еще более страшное, чем издали. Походило оно на животное и колесницу, соединенные в единое целое волей злых богов Тартара. Ахилл, наконец, разглядел в глубине возницу, и ему полегчало — значит, на этом звере он поедет не один.
Когда чудище сорвалось с места, сердце Ахилла ухнуло куда-то вниз — такой бешеной была скорость, казалось, что зверь взбесился. Грек покосился на возницу. Тот выглядел спокойным, даже скучающим. Ахилл постарался придать своему лицу такое же безразличное выражение и уставился прямо перед собой. Если не отрывать глаз от переда зверя, то голова почти не кружится.
Ахилл ни разу не обернулся, потому не увидел, что старик еще долго стоял у своей хижины, тоскливо глядел вслед убегающему чудищу и что-то шептал.