Оборотная сторона героя
Шрифт:
Когда цыган закончил рассказ, Хохлома долго молчал, продолжая строгать мягкое дерево карандаша, а затем уставился на Лекса прозрачными голубыми глазами и медленно, чуть покачивая головой, словно старинная фарфоровая статуэтка, сказал:
— Люди, для которых я покупаю этот товар — очень серьёзные. Если я дам им обещание и не смогу его сдержать — мне не поздоровится. Так что ты должен быть уверен, что с твоей стороны ничего не сорвётся.
— Не сорвётся, — твёрдо пообещал цыган.
— Это хорошо, — отозвался художник, втягивая голову
— У тебя есть охрана? — удивился Лекс, а в студию, тем временем, вошёл высокий, коротко стриженый русый парень лет двадцати пяти — покатый лоб, нахмуренные брови, мутно-зелёные глаза.
— Ломец, — буркнул он.
— Сергей Ломцев, — поправил его Хохлома и повернулся к цыгану: — А охрана не у меня, а у галереи. Нельзя держать галерею с ценными экспонатами искусства и при этом не позаботиться об охране.
Гожо едва не ляпнул, что раз художества Хохломы так и не были признаны шедеврами, достойными лучших выставок и вернисажей, значит, не такие уж они и ценные. Но промолчал. И так ясно, что должность охранника — это просто официальное прикрытие для исполнителей Хохломы, воплощавших в жизнь его не связанные с живописью планы.
— А зачем он мне?
— Для гарантии, — отвернувшись в сторону, ответил Хохлома.
— Для чьей? Твоей — или моей? — напрягся цыган, вдруг сообразив, как мало он знает о Хохломе как о человеке.
Но так и не дождался ответа.
Своей наивной просьбой подежурить за него, а Папычу сказать, что он заболел, Арагорн умудрился вывести обычно невозмутимого брата из себя.
— Ты что как маленький? Так и вижу, приду я сейчас и скажу: «У него живот болит», а Папыч мне — как в школе: «А справка от врача у него есть?»
Арагорн не ответил, но бросил на Василия такой жалобный взгляд, что тот раздраженно чертыхнулся, а потом не выдержал и отвернулся, пряча скупую улыбку. После свидания с Алессандрой брат прилетел домой чуть не на крыльях, то и дело скалился, словно дурачок, и наблюдать за ним, пребывающим в состоянии подростково-восторженной влюбленности, было забавно.
— Ну, и какие у тебя планы на завтра?
— В Коломенское пойдем.
Василий с сомнением покачал головой, потом все-таки заметил:
— А стоит ли морозить тропическую девушку?
— Она сама захотела погулять, посмотреть красивые места Москвы.
— Отвел бы ее на Красную площадь.
— О какой романтике может идти речь, если ты окружен толпой туристов, фотографирующих гробницу фараона двадцатого века?
Василий едва слышно фыркнул.
— Чёрт с тобой, романтик, гуляй.
Арагорн улыбнулся, а потом притворно нахмурил брови. Сейчас, когда брат уже пообещал выполнить его просьбу, можно было, наконец, предъявить ему накопившиеся претензии.
— Вот и замечательно. А теперь скажи мне на милость, почему у тебя такое извращенное чувство юмора?
Василий, внимательно
— Я про красивый еврейский псевдоним, под которым я вынужден был представиться Алессандре.
— Имя как имя. Зато точно не забудешь.
— Да иди ты! Думаешь, мне очень приятно, когда Алессандра зовет меня Эбрахам?
— Ну, пусть зовет Эйби, если тебя Эбрахам не устраивает.
Арагорн покачал головой:
— Мало того, что я — член жюри, о чём я пока умолчал, так ещё и с Абрамом придётся выкручиваться. И вот что она обо мне подумает, когда всё узнает? Что я — заправский враль! И будет права.
Василий, всегда безошибочно улавливающий момент, когда брат перестает шутить и начинает говорить серьезно, оторвался от экрана телевизора и уже собрался что-то сказать, как вдруг из прихожей донесся тихий щелчок замка. Не раздумывая ни секунды, братья слаженным коротким движением — многолетние навыки, никуда не денешь! — переместились к дверям в зал, встав по обе стороны от них, и Василий быстро выглянул в коридор. Потом прищурился и послал Арагорну поистине убийственный взгляд:
— Ты замок так и не сменил, да?
Арагорн понял, к чему был этот вопрос, за секунду до того, как в дверях показалась Жанна. Сапожки на высоких каблуках, модная дублёнка, продуманно уложенные светлые локоны, нежный румянец — и выражение простодушной наивности на лице.
— Ой, а что это у вас, мальчики, дверь открыта?
— Знаешь, что меня поражает? — обратился Арагорн к брату, демонстративно игнорируя девушку, — Ведь знает, что уж перед кем-кем, а передо мной строить дурочку бесполезно, и, однако, упорно продолжает это делать.
Василий, как обычно, молча пожал плечами.
Жанна мило улыбнулась:
— Ребят, можно с вами поговорить?
— А если мы скажем «нет», тебя это остановит? — кисло осведомился Арагорн.
Василий демонстративно повернулся спиной и уселся перед телевизором.
— Не хочешь пригласить меня войти, выпить чашечку кофе? — поинтересовалась Жанна, расстёгивая пуговицы дублёнки.
— Ты и так уже вошла, — буркнул Арагорн и прислонился к косяку кухонной двери так, чтобы загородить проход. Жанна одёрнула полы приталенного пиджака, поправила воротничок шелковой блузки и спокойно протиснулась мимо него в кухню. Достала банку кофе, включила кофеварку, похлопала дверцами шкафов.
— Да, негусто, — резюмировала она, проведя осмотр холодильника, — Сразу видно, один живешь, съедобного не водится.
— Если мне не изменяет память, пока здесь жила ты, в холодильнике от этого еды не прибавлялось.
— Как получилось, что вы с братом представляете «СталЛКом» на конкурсе?
— Почему ты упорно ищешь сенсации там, где их нет?
— Вы работаете под прикрытием? Это такое спецзадание?
— Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
— А ты?
— Кажется, это снова был вопрос.