Оборотная сторона героя
Шрифт:
— Я вам обещаю, что если кто-то из вас займется поставкой оружия, то один из моих сыновей подпишет контракт и отправится воевать в горячую точку. И если, не приведи бог, он там погибнет, каждый из вас будет причастен к его смерти. Потому что это вы продадите оружие, из которого он будет убит.
Цыгане благоразумно решили не спорить с бароном, но мысли о выгоде у них явно остались. И когда все будет позади, когда разрешится конфликт, когда женщины с детьми благополучно вернутся домой, этот вопрос непременно поднимут снова. Тагир будет против, но многие выскажутся за и начнут-таки
Цыган сходил с ума от беспомощного ожидания и мечтал лишь о том, чтобы это изматывающее бездействие прекратилось. И только обрадовался, когда, наконец, уже очень поздним вечером подъехали дальние родичи во главе с двоюродным дядей отца, Богданом Алмазовым, совсем не последним человеком в теневой цыганской сети столицы. Сутулый, с пепельно-седыми волосами, глубоко запавшими черными глазами и высокими, резко очерченными скулами, он производил впечатление деятеля искусства — пианиста или скульптора. Никак не талантливого руководителя целой теневой индустрии — подпольными боями без правил.
Гожо надеялся, что дядьке уже известно, куда увезли женщин с детьми, и что «карательная экспедиция» готова. Он поедет с ними во что бы то ни стало, и, если ему хоть немного повезет, в грядущей заварушке его просто пристрелят.
О чем разговаривали за плотно закрытыми дверями рабочего кабинета братья, Гожо не знал. Но когда оба цыгана, наконец, вышли в гостиную, Гожо показалось, что на его отца словно бы взвалили тяжелый груз — так ссутулились его плечи, таким усталым и напряженным стало лицо.
Гостиная была переполнена, в ней собрались обеспокоенные, взбудораженные родственники. Случившееся уже стало известно во всех подробностях, и Гожо казалось, что родичи то и дело смотрят в его сторону — с осуждением, со злостью.
— Богдан выяснил, где сейчас наши семьи, — глухо сообщил Тагир. — И его люди отправляются туда.
— Я поеду с ними, — решительно заявил Гожо. Вздрогнул, ощутив на себе тяжесть взглядов отца и дядьки, но не опустил голову и не отвел глаза.
— С тобой вообще отдельный разговор, — покачал головой отец. Кажется, он впервые обратился к сыну с того злополучного момента в ресторане. — Тебя мы отправим подальше, пока здесь всё не утихнет.
— Это всё моя вина, и в стороне я сидеть не намерен, — упрямо мотнул головой Лекс. — Вы же прямо сейчас туда отправляетесь? Я поеду с вами — не привяжете!
Он заметил, как вопросительно посмотрел на Тагира Богдан, и как отец чуть прикрыл глаза.
— Ладно, пошли, — коротко бросил дядька и направился к дверям. Гожо, ни на кого не глядя, отправился вслед за ним. Обернулся только на пороге — на секунду.
Постаревший за одну ночь цыганский барон с тревогой смотрел вслед младшему сыну и губы его слегка шевелились — то ли дрожали, то ли что-то беззвучно шептали.
Арагорн не мог усидеть на месте и беспрестанно кружил по залу. Василий, развалившись в кресле с айфоном в руках, долго и терпеливо его игнорировал, но, наконец, не выдержал.
— Может,
Арагорн ненадолго замер, а затем выплеснул на брата накопившееся:
— Сегодня финал. А я Алессандре так и не рассказал про жюри.
— А разве ты не был с ней вчера вечером?
— Был, — пожал плечами Арагорн. — И вчера вечером, и всю ночь, только, видишь ли…
— Ясно, — перебил брат и ухмыльнулся. — Значит, ты все еще достопочтенный Абрам Горн, активный гринписовец и ярый противник вырубки амазонской сельвы.
— Будешь издеваться — получишь по носу, — угрюмо пригрозил Арагорн.
— Расскажешь после конкурса, подумаешь, в чём проблема? — спокойно пожал плечами Василий, пропустив угрозу мимо ушей. — А про то, что ты член жюри, можно вообще не рассказывать.
— А если она меня сегодня вечером заметит в жюрейской бригаде?
— Всё равно не понимаю, в чём тут трагедия.
— Эх, — Арагорн как-то обречённо махнул рукой. — Она ведь сочтет, что раз я член жюри, то, значит, повлиял на голосование, и её победа завоевана нечестным путем. И это ей будет крайне неприятно.
— Во-первых, ей еще надо победить. Давай будем объективны — соперницы у нее достойные. Во-вторых, ты не считаешь, что радость от победы, если она и впрямь выиграет, перевесит все остальное?
— Не считаю. Кому-то другому было бы наплевать, как досталась корона — главное, что досталась. Но не ей.
— Редкое в наши дни качество, — заметил Василий. — Значит, придумай хорошую историю. Мелодраматичную и душещипательную. Ты же у нас мастер на красивые слова, если захочешь, растопишь любое сердце.
— Слушай, прекрати издеваться!
— А ты тогда прекрати ныть, — жёстко отозвался брат. — Лучше готовь оправдательную речь. И, бога ради, перестань метаться, а то ты меня с ума сведешь своим мельтешением. И соберись — своими покаянными соплями ты ничего хорошего не добьешься.
Арагорн стиснул зубы и не сказал ни слова до самого начала конкурса. А там он на время он позабыл о своих тревогах, с беспокойством ожидая выступления главной по неофициальным данным конкурентки Алессандры, яркой смуглой красавицы с Гватемалы. Долго переживать не пришлось — едва только она объявила тему своего будущего благотворительного проекта, у Арагорна отлегло от сердца: отечественных олигархов не заинтересует судьба вымирающего подвида колибри, как бы распрекрасно девушка не провела презентацию. Жалостливые картинки дохлых птичек и льющих над ними слезки деток могли бы растопить сердце какого-нибудь излишне сентиментального западного обывателя, но никак не акул российского бизнеса.
Не верящую своему счастью, раскрасневшуюся от волнения Алессандру торжественно короновали, а затем члены жюри внезапно возжелали каждый лично поздравить победительницу. Арагорн, уже поверивший, что, может, ему удастся выскользнуть из зала незамеченным Алессандрой, разом сник. И когда дошла очередь до представителей «СталЛКома», он подходил к девушке с энтузиазмом обреченного на казнь.
Заученная ослепительная улыбка Алессандры затмевала появившиеся в глазах возмущение, разочарование и обиду, когда она увидела братьев Петровичей.