ОБОРОТНИ СНОВА В ДЕЛЕ

Илларионова(Лесная) Алина

– Кто? Как?

– Пока не знаю. На твоём месте я бы держал ухо востро с этой девочкой, Летти. Да, я тоже знаю про феромоны, но это ещё не всё. Не удивлюсь, если она подбросила тебе ехидну, только не знаю, зачем. Накануне она крутилась с мешком возле твоей комнаты, думая, что все мы внизу.

– Я знаю...

– И я даже могу предположить, откуда ты это узнал! Она пришла и рассказала сама, эта несчастная девочка, до дрожи боящаяся хозяина Дарьена... и меня. Скорее всего, она плакала, а ты её утешал, неохотно, но вынужденно,

и горячо убеждал в её же собственной невиновности. Верно, Арвиэль?

– Сострадание есть одна из светлейших добродетелей...
– тоскливо протянул в небо Вилль. На плотной границе солнечно-жёлтый цвет ещё боролся с наступающим грязно-лиловым, но с каждой минутой слабел, неотвратимо сдавая позиции.

...Люди и аватары под знамёнами грифона дорого продавали каждый вздох, каждый шаг назад. До тех пор, пока пятиться стало некуда. Скорпионы карабкались по трупам, наседали на ворота. Вражеские нарвалы (11) превратили западную стену в гряду оплавленных магией валунов, из которой торчал сбитый наземь шпиль Академии Магии.

И тогда совсем юная девушка подняла меч и бесстрашно сдёрнула шлем...

– Дождь начнётся через полчаса, не раньше, так что вымокнуть я не боюсь, - как всегда, Шантэль не нуждался в прямом вопросе.
– Я понимаю твою неприязнь, Арвиэль. Более того, могу заверить, что Высокие Короли довольно скоро пожалели об опрометчивом проклятии. Блага это никому не принесло. Силль-Миеллон ослабел, а аватары погибли. Поэтому повторяю: будь осторожнее, последний из рода. А теперь доброй ночи.

– Подождите!
– Шантэль обернулся.
– Откуда вы знаете обо мне?

– Вашего деда звали Дарсиль Фелленвирд из Ветви Багряного Клёна. Он погиб в карательном походе на Скадар, который окончился у подножия Поднебесной Цепи, и на нём завершился род Фелленвирд. Эту фамилию - фамилию мужа первой отступницы - в Силль-Миеллоне предпочли забыть, а вашего отца, вероятно, взяли на воспитание родичи матери, Винтерленны.

– Они стали вождями нашего Клана, Араисс и Далила Винтерленн.

– Вот как? Твой отец изменил фамилию, взяв по первому слогу от материной и отцовской. Но, поверь, тем немногим, кто помнит Россэлин, достаточно одного взгляда на тебя, чтобы всё понять, - Шантэль засмеялся.
– Твоя бабушка тоже предпочитала саблю расчёске.

***

Окоём застило до горизонта низкими набрякшими тучами; казалось, вот-вот одна зацепится за острую пику ёлки в смешанном полесье Орлики, и пойдёт трещина по небу, ветвясь и расползаясь, как сыпучая тафта в руках неумелой швеи. Хлынет дождь: сразу - резко, с первых капель - яростно, не размениваясь на пробные тёмные бляшки в неостывшем ещё песке.

Но гроза не торопилась. Она ждала слишком долго, чтобы позволить себе ещё немного торжества над присмиревшим миром.

– Войди, Дан!
– разрешил Вилль прежде, чем в дверь постучали. Судя по глухому звуку, сапогом.

Сперва показалась обтянутая белой рубахой

спина с толстым чёрным канатом косы посередине. Следом в щель лаской шмыгнул её обладатель, а уж потом дверь открылась нараспашку, являя серебряный поднос величиной с обеденную поляну, убранную традиционными фруктами, печёной рулькой и...

"Винище!" - желудок истошно заголосил, перед глазами замелькали картинки: торчащая из жбана с помоями когтистая дуля, удирающий из-под обстрела косточками павлин, песня "Про коня" с выходом из-за камина за неимением печки...

– Брр!

– Л"лэрд не любит грозу?

– Л"лэрд не любит ссориться с братом, - Вилль сидел на подоконнике, удобно привалившись спиной к стеклу.

Дан, поставив поднос, замешкался на пороге.

– Что-то случилось? Быть может, вина?

– Нет! Может, просто гроза. А может, препирался с Шантэлем и у меня мозги набекрень от словесных пируэтов. Вина сам выпей, если хочешь.

– Не откажусь. Хорошее у них вино, крепкое, терпкое, сливово-алое, как гранат. Глотнёшь прохладу, а она потом бежит живым огоньком по крови, и будто сам оживаешь, - забормотал Дан, всего на полногтя не долив до краёв, и теперь разглядывая рубиновую жидкость под свечкой.
– Служанка мне всё рассказала.

– Да ну?

– Она служит у Дарьена год, до конца срока осталось ещё четырнадцать лет. Когда расквитается с материным долгом и получит удостоверение личности, ей будет за тридцать. Ни образования, ни положения в обществе. Только увядшая юность. Она хотела, чтобы по весне я тайком провёл её на корабль и увёз в Неверру.

– И что, поможешь бедняжке?

Дан замялся. Кричать через всю комнату было неудобно, и он присел на край кровати, поставив кувшин рядом на пол и грея в ладонях массивный серебряный не бокал даже, а маленький кубок, украшенный опалами.

– Никому и никогда не позволю использовать себя.

– Не зарекайся.

– Это - мой принцип, Вилль. Жизненный. Тот феромон был похож на опий: чем больше вдыхаешь, тем чаще хочется. Никаких мыслей кроме, никаких желаний. Нет, помогать я не буду. К побеждённым сочувствия нет.

– Сурово!

– Те близняшки тоже не особо нежничали, когда воткнули мне нож под рёбра.

– Близняшки?

– "Рыбачки"-науми, что напали в Переулке, - пояснил Дан, прихлёбывая вино и совершенно не замечая очумелого лица брата.
– Хотел бы я с ними встретиться в более приятной обстановке. Ммм... Гибкие, ловкие, словно их не двое было, а больше...

– Это доппели.

– Кто?

– Доппели, Дан! Доппели! Двойники, выращенные из донорской крови. Вот оно!
– Вилль прищёлкнул пальцами, игнорируя скептическое хмыканье Дана.
– А я говорил, что с ехидной дело нечисто! Её действительно подбросили ко мне, чтобы заманить в Переулок и усыпить. Если бы я не знал о ней, то пошёл бы следом, как на поводке, прямо к твоим "рыбачкам" в сети!