Оборотный город. Трилогия
Шрифт:
Не знаю, каким наитием и какой силой я на миг разжал стальную хватку Прохоровых пальцев и, притянув его к себе… смачно чмокнул в губы! Тьфу, тьфу, тьфу, гадость-то какая…
— Илюшка, ты чего творишь, щучий сын?! — как гром небесный, зарокотал мой денщик, пунцовея пятнами от ярости. — Вона Катьку свою так целуй! А ко мне ещё раз с подобным похабством подкатишься — весь день будешь зубы по степи собирать!
— Сначала… сам с меня слезь… — с трудом прохрипел я, не веря своему спасению. — Навалился, как медведь на теремок. Ты из меня джем выжимаешь, что ли? Так нет во мне джему, а то, что есть, тебе не понравится…
Прохор не
— Спасибо… — слабее мыши пискнул я.
Суровый денщик помог мне встать как раз в тот момент, когда Жарковский наконец-то выловил и кое-как оттёр от грязи ружьё.
— Моя госпожа разрешила мне убить вас, умрите! — Он взял прицел, и Прохор мгновенно закрыл меня широкой грудью.
— Он не выстрелит, — выправляя дыхание, успокоил я.
— Почему это? — вскинулся бывший учёный. — Неужели вы думаете, что я не способен справиться со столь примитивной механикой? Да у меня, между прочим, высшее техническое, а потом уже филологическое образование…
— Просто не успеете, — пояснил я, видя, что два упыря за его спиной наконец-то определились, кто из них целится, а кто спускает курок.
— Настал миг расплаты, Иловайский, ибо… А-а-а-ай!!!
Грохот выстрела был перекрыт таким воплем, что воспроизвести эти звуки в буквах — задача пустая и не посильная никому даже из санкт-петербургских господ писателей. Мы с Прохором только и успели, как вдвоём вскарабкаться на спину перепуганного араба, когда надсадно вопящее горбатое существо в шляпе, высоко вскидывая колени, принялось нарезать вокруг нас большие круги, держась обеими руками за безнадёжно травмированные ягодицы.
— Чем заряжено-то было?
— Солью.
— Крупнокалиберной?
— Ага, астраханского помола.
— Зверство, — удовлетворённо подтвердил старый казак. — А скажи мне, откуда здесь такое чудо? Визжит, как порося али баба на сносях, ряженый ли суженый али псих контуженый?
— Ты опять в поэзию ударился?
— А ты, хлопчик, по-еврейски вопросом на вопрос отвечаешь?
— Ой вей, кто бы таки говорил, а?!
На этом наша вопросительная пикировка вынужденно закончилась, потому что бегающему кругами Жарковскому ловко вспрыгнула на шею рыжая ведьма Фифи Зайцева, дала шенкеля под бока, и тот унёсся прыжками через болото, всхрапывая на ходу, как боевой конь! Лихо она его объездила, слов нет, был учёный человек, стал — подстилка ведьмовская. Судьба-а…
— Ну что, упыри-россияне-патриоты, пистолет вернуть никто не собирается?
— Вот он, Илюша, забирайте. — Вежливый Моня безропотно вернул мне ствол. Прохор привычно сплюнул при виде моих лысых «друганов» из Оборотного города, но нагайкой замахиваться не стал и кулаком не грозился.
— Я вас сразу приметил, но спросить не успел — здесь-то как оказались?
— Дык Хозяйка прислала, как ещё… — охотно откликнулся Шлёма, невзирая на предупреждающие пинки друга. — Говорит, ежели за тобой не пойдём и не про… кон… т… тролль… тролируем тебя, в смысле, она нас лузерами обзовёт и наши фото позорные в твиттере вывесит! Слышь, Иловайский, а это, вообще, чё? Не, мы поняли, что вещь страшная, но кабы ещё и детали кошмарные знать…
— Сам не в курсе, — честно перекрестился я, и Прохор машинально подхватил моё движение. — Однако под этот твиттер ложиться
— А ещё она нам мистером Бином грозилась, — страшным шёпотом предупредили Моня со Шлёмой. — От него, говорит, вообще никому спасу нет!
Ну, спорить не стану, возможно всякое. Если придирчивым взглядом посмотреть, так и вправду всё плохое, что на нашу родину многострадальную катится, иноземный корень имеет. И чаще всего именно английский! Вона по многим губерниям немецкие слободы есть, шведы да норвеги нам флот строят, венгры конницу свою отдают, французы вином делятся да лягушками, всякие славяне-братья, как то: болгары, сербы, черногорцы, вообще жизнь свою за Русь положить готовы! И только Великобритания вечно против! Им хоть наизнанку вывернуться, а только бы заставить русского человека вместо наваристых щей ихнюю овсянку есть! Это не я придумал, это мой дядя говорит, а он хоть и с тараканами на всю голову, однако же попусту врать не станет.
— Илюшка, чего мы энтих бакланов пустозвонных слушаем? — наконец-то достучался до меня Прохор. — Поехали уже отсель. Нам начальству доложиться пора. Да и приказ по полку тобою по сей день не найден.
— С приказом мы разберёмся, — почему-то очень уверенно пообещал я. — Меня сейчас другое беспокоит. — Эй, парни, а Хозяюшка лично для меня ничего на словах не передавала?
— Вроде нет… А, Монька?
— Минуточку, вроде и да… Но вот что? Мне кажется, что-то там было про бабу Фросю и… и…
— И это, «пригнись»! — хлопнул себя по лбу Шлёма. — Вот тока к чему и зачем — непонятно. Чё те пригибаться-то? За-ради какой интимной цели…
Ответом ему послужил дружный вой чумчар. Помните, нечисть эдакая прямоходящая, румынско-молдавского происхождения, зубы острые, когти длинные, и жрут что ни попадя — хоть мертвечину, хоть человека, хоть своих. Давненько их у Калача на Дону видно не было, поди, силы копили. Я ж тут для них наиглавнейший враг, хуже купоросу!
— Бить будут? — обернулся мой денщик.
— Не, просто так съедят, — пояснили наши упыри, занимая круговую оборону, а у меня всё не выходили из головы Катенькины слова. Пригнуться-то дело нехитрое. Знать бы лишь когда, где да в честь какого поводу. А так, очень уж интересно, как это вишенка моя ненаглядная всё таинственно предусмотрела, чтоб такие советы давать?
Из-за деревьев да кустов стали подниматься жилистые фигуры чумчар. Видец у них просто (молчи, Прохор!)… неоптимистичный, что ли… Так всем видом и говорят: дескать, настала вам тут, парни, смерть безвременная, жуткая и мучительная, но для нас оно — сытый праздничек! Как говорят конфуцианцы, в каждом зле есть частичка добра. В смысле не порадуемся ли мы от души за их хороший ужин?
— А что, могём и приятного аппетита пожелать. — Старый казак вновь начал раскручивать над головой тяжёлую нагайку. — Время к ночи, становись в очередь, пока вас отпишем, нам ещё идти на окраину, лезть через плетень, а уже не ясный день. Так давай за дело, пока не завшивело, один вопрос — кому в ухо, кому в нос, кому в брюхо…
Меж тем чумчары ровно и организованно отрезали нас от дороги, обходя с флангов и тыла, прижимая таким образом к дикому буераку леса. Жарковского с ведьмой на горбу они, кстати сказать, пропустили не тронув. А мне-то врали, будто бы чумчары зверьё беззаконное, ничьих речей не понимают и договариваться с ними бесполезно…