Обожженные языки (сборник)
Шрифт:
Каждый мечтает поиграть в спасителя, но никто не хочет забирать животных, которые действительно нуждаются в спасении.
Кошка мяукает, как будто отлично понимает, что ее ждет. Она снова глядит на меня своим светло-голубым глазом. Глазом Чарли.
– Можете вы хотя бы оказать ей первую помощь? – спрашивает мужчина. – Чтобы она не так мучилась?
Мне хочется сказать, что уже слишком поздно. Что бы я ни сделал, легче от этого станет не кошке, а только ему самому. Но, глядя, как он крепко прижимает ее к груди и осторожно почесывает белую отметину
– Да, конечно.
Мужчина кивает, потом резко выдыхает, отчего все его подбородки слегка подрагивают.
– В хреновом же мире мы живем, если у детей теперь такие развлечения.
– Не волнуйтесь. Когда-нибудь они об этом пожалеют, – говорю я и неожиданно для себя самого добавляю: – Даже если не хотели причинить ей вреда.
Мужчина сощуривает на меня глаза.
– По-вашему, это несчастный случай? Да эти мелкие засранцы… – Он ненадолго замолкает, а потом произносит: – Мы ведь сейчас не об этой кошке говорим?
Черт…
Я не упоминал о Чарли целых пятнадцать лет, но что-то в этой искалеченной бродяжке, настолько на нее похожей, вытягивает из меня признание. Она – священник в кошачьей шкуре, готовый выслушать мою исповедь.
– Девятый день рождения моей сестры, – начинаю я.
Джессика была избалована до ужаса и всегда требовала только самого лучшего. Наши родители с трудом сводили концы с концами, но в том году они как-то ухитрились устроить на заднем дворе настоящий парк развлечений: взяли напрокат миниатюрного пони и надувной замок и накупили штук сто огромных шаров из фольги, наполненных гелием.
Все это я объясняю, натягивая чистые резиновые перчатки.
– Отношения у нас с Джессикой были не самые дружеские, – продолжаю я. – По правде говоря, мы друг друга терпеть не могли. Сестра никогда не упускала случая посмеяться над моими очками и кривыми зубами.
Я вытаскиваю из стоящей на столе коробки ворох одноразовых салфеток и осторожно промокаю бока и спину кошки. На бумаге тут же расцветают темно-красные кляксы.
– На глазах у всех гостей Джессика распаковала целую гору подарков: игр, игрушек и одежды, которой хватило бы на два шкафа. Любая нормальная девчонка была бы на седьмом небе, но эта только скрестила на груди руки и надула губы. И вот сидит она посреди лужайки в своей короне и коротком красном платьице с таким видом, словно не получила ничего, кроме непарных носков.
Кошка снова чихает. Еще одно алое облачко опускается на пол и оседает на изжеванную тряпичную куклу, из которой торчит набивка. Кукла отправляется в помойное ведро вместе с грязными перчатками и салфетками, насквозь пропитанными кровью.
– И тут наши родители торжественно выносят из дома картонную коробку, – продолжаю я, надевая чистые перчатки.
Мама гордо объявила, что у них есть еще один подарочек для любимой доченьки. Все сгрудились вокруг Джессики. Она распахнула картонные створки коробки и завизжала от восторга.
Мужчина хмыкает:
– Дайте-ка угадаю. Кошка?
– Котенок, – отвечаю
Глаза мужчины сначала сужаются, потом широко распахиваются.
Испачканным в крови пальцем он обводит по контуру порозовевшее пятно на голове у кошки, но ничего не говорит.
– Джессика тут же окрестила кошку Чарли, потом обняла родителей и объявила, что именно о таком подарке она и мечтала. Затем сестра принялась расхаживать по двору с Чарли на руках, давая всем ее погладить.
Всем, кроме меня.
Я достаю из аптечки небольшие ножницы и подставляю под кошку помойное ведро. Пока я срезаю слипшиеся клочки шерсти вокруг ран, она мурлычет.
– Когда наконец настала моя очередь, Джессика подскочила ко мне и заявила, что таким уродам, как я, Чарли гладить не разрешается. Все дети засмеялись, а я заревел и убежал к столам с угощением. Потом Джессика отдала котенка маме и вместе с остальными пошла играть в надувной замок.
Очередная пара перчаток отправляется в помойное ведро. Я надеваю новые, достаю из аптечки шприц без иглы и пузырек с перекисью водорода.
– Я пытался объяснить маме, что произошло, но она, как обычно, встала на сторону сестры: Джессика просто дурачится – не надо принимать шутки так близко к сердцу. Ну а чтобы обиды поскорее забылись, я могу присмотреть за Чарли, пока они с папой ходят за тортом. Прежде чем я успел что-нибудь ответить, мама усадила котенка мне на колени и ушла в дом.
Я набираю перекись в шприц и вытаскиваю из коробки ворох чистых салфеток.
– Наверное, от столь обильного внимания Чарли перенервничала: когда я попытался ее погладить, она так глубоко вонзила когти мне в руку, что выступила кровь.
Каждый раз как я нажимаю на поршень, из-под кошачьего меха вырывается белая пена. Струйки розоватого раствора быстро впитываются в бумажные салфетки.
– Это окончательно вывело меня из себя. Даже глупому котенку Джессики я не понравился! Нужно проучить их обеих – показать, что больше я не позволю вытирать об себя ноги. И тут я заметил, сколько воздушных шаров привязано к деревянным столам.
Пока я натягиваю четвертую пару перчаток и достаю из аптечки моток бинта, мужчина снимает шляпу и начинает обмахиваться.
– Я затолкал Чарли в карман кофты и принялся обрывать разноцветные ленты, которые не давали шарам взлететь. Я набрал их штук двадцать – все огромные, серебристые, с надписью большими печатными буквами: «С днем рождения, принцесса». Притаился позади столов, переплел ленты, а снизу завязал скользящий узел – тем летом на рыбалке папа научил меня, как это делается. Чем сильнее тянешь, тем туже узел затягивается.
Мужчина переступает с ноги на ногу и оглядывается на дверь. Мы оба знаем, что он волен уйти – никто не станет его останавливать, – однако он не двигается с места.