Обраслечена поневоле, или Чешуйчатая подстава
Шрифт:
— Милорд, что происходит? Мне… мне плохо, — испуганно произнесла девушка. — У меня снова приступ, мне больно…
— Дракон… сущность… балкон…
Из последних сил я оттолкнул девчонку и бросился к дверям кабинета. Пытался повернуть ручку двери, но полуобернувшиеся пальцы с длинными когтями пропарывали деревянное полотно. Щеки болезненно наливались, вот-вот прорвутся роговые наросты, а там до полной боевой трансформации — считанные секунды. Сколько до спальни? Три лестничных пролета и два длинных коридора. Если ее не окажется на месте — разорву. Видит Исконная магия, не выдержу — и разорву!
Отрава, будущее сапфировых в твоих
Иди сюда, любить буду! Или ментальная магия для менталистки
Эйри
Очередной подарок от ненаглядного оказался еще хлеще. Монашеское облачение с длинными рукавами и воротником-стойкой цвета дохлой мыши полагалось надеть на бал. Да ладно бы просто местные танцульки, так ведь бал по поводу прибытия наследника престола Гардии! Какого именно — в скупой записке женишка не уточняется, но сердце забилось быстрее, чем в мозгу закрутились винтики. Кейлар — последний в недлинной очереди на престол. Перед ним Мирайтель и Ирхель, но всем известно, что наследница никогда не покидает пределы Гардии, а Ирхель слишком занят собой, чтобы отряжать посольства, да тем более драконам. Остается Кейлар. Бесстрашный, инициативный, предприимчивый!
«Будь рядом, но не выделяйся и постарайся не выставить себя на посмешище. Сегодня вечером прибудет посольство из Гардии, и ты должна быть рядом со мной. Настолько далеко, насколько позволяет Шаамни, и так близко, чтобы я мог видеть, что ты делаешь».
— Да, тиран! — прошипела, испепеляя записку гневным взглядом. — Есть, тиран! Как скажете, тиран! Гав, хозяин! Дозволите сесть за стол, или разместите миску у своих ног?
С волос капало и, не стесняясь, я щедро отжимала густые пряди на перину с той стороны кровати, где спит Рейнхарт. Почему-то я знаю, что он спит именно там, и мщу с превеликим удовольствием! Мелкая мстя не достойна Сэйри из замка, а вот хамке из квартала прокаженных — самое то. Хотя, что это я? Как-то слабовато!
Подкрепилась тоже в кровати и, конечно же, совершенно случайно, опрокинула стакан апельсинового сока на подушку.
— Какая я неловкая, — пробурчала, пережевывая круассан, и вытирая остатки горячего шоколада белоснежной наволочкой ненаглядного. — Ай да ладно, высохнет!
Нехотя выбралась из-под пушистого одеяла и устроилась за трельяжем. Не сразу заметила этот несвойственный мужской спальне предмет интерьера. У кого-то резко изменились интерьерные предпочтения? Еще утром его здесь не было.
Решив, что меня это не волнует, запустила щетку в волосы. Из зеркала на меня смотрела почти прежняя Сэйри, с одним лишь отличием — моя прежняя ночная сорочка стоила как двадцать нынешних. Хотя, если откровенно, простой ситец с васильками и темно-синими рюшечками очень даже очарователен. Ткань не просвечивает, достает до пят, да и фасон целомудренно-романтичный, мне понравился. Кто бы ни выбирал наряд — заработал плюсик в моих глазах.
На этой прекрасной ноте двери в комнату слетели с петель. Они с грохотом врезались в стену, и внутрь ураганом ворвалось нечто, смутно напоминающее Рейнхарта, и немного — Гардиана. На улице что-то громыхнуло: не то хлопнуло, не то взорвалось. Небо прошил истеричный вопль-рык, тонущий в стекольном треске.
Я в страхе сжала расческу, как единственное оружие, и суматошно соображала, бежать или нападать? Или притвориться статуей? Присмотрелась к застывшему в дверном проеме «нечто» и опознала-таки
Обнаружив босую и простоволосую меня возле зеркала, нечто в разорванной рубашке и лохмотьях вместо брюк, кинулось вперед и обожгло лихорадочно-болезненным поцелуем мои губы.
А я, что я… в обморок падать поздно, оттолкнуть — трудно, до канделябра не дотянуться, а расческа — так себе оружие. К тому же, стул грохнулся на пол, он мне вообще теперь не помощник.
Оставалось расслабиться и получать неудовольствие.
Неудовольствие, я сказала!
Всего-то потерпеть немного и… не отвечать. Не сдаваться, не таять под прикосновениями губ, которые из грубых и болезненных стали мягкими, жаждущими, зовущими. Рейнхарт стискивал меня в объятиях, почти умоляя об ответной ласке. Его губы раз за разом обхватывали мои и…
Ну, в конце-то концов, я нормальная здоровая девушка! Грешна — сдалась на волю победителя, и ответила взаимностью. Томительно сладкой, пленительно чарующей, плавящей злобу и ненависть Гардиана, рождающей что-то необъяснимое, теплое, яркое и при этом очень родное. Мои пальцы прошлись по скулам Рейнхарта, стирая жесткую щетину чешуи, как художник стирает неудачные штрихи со своей картины.
Я окончательно потеряла связь с реальностью, когда поцелуй стал глубоким и страстным. Тишину комнаты рвало сбивчивое дыхание, вперемешку со стонами и рычанием, наши языки сплелись в обжигающем пламенном танце, а тела скользили друг по другу, пораженные трепетной дрожью. Нетерпеливые пальцы коснулись моей груди, бесстыже выделяющейся под тонкой тканью сорочки. Хмель и даже ментальная магия не так сильно бьют в голову, как необузданное звериное желание, втекающее в меня через лихорадочные ласки. Треск ткани, и васильки осыпались к моим ногам. Холодный воздух скользнул по изгибам обнаженного тела, податливо пьющего огонь страстных прикосновений, возвращая ясность ума.
Какого мантыра чешуйчатого?! Ментальная магия драконов!
Когда мои ягодицы требовательно сжали, я приготовилась отбиваться, но этого не понадобилось. Нас отшвырнуло друг от друга в разные концы комнаты. И, если я приземлилась в ворох сырых и грязных подушек, то пылкому любовнику повезло меньше — он разбил собой трельяж и улегся под грудой осколков.
Между нами вспыхнул огненный цветок, намекая о нарушении клятвы, и медленно растворился, осыпая магические лепестки.
«Что за мужик, не может дело до конца довести! Теперь снова волосы из-за него расчесывать!» — раздалось неуместное замечание Шаамни. Если бы знала, где у этой вредины рот, засунула бы туда кусок дегтярного мыла!
Пока любовник-террорист выбирался из-под груды осколков, я наспех замоталась в простыню, за неимением в зоне досягаемости других нарядов.
— Ты что себе позволяешь?!
Благоверный откинул за спину длинные пряди и вскинул на меня усталый взгляд:
— Не заметил особого сопротивления, — усмехнулся он, стирая кровь с щеки и с тенью изумления разглядывая руки. Порезался, бедненький! Ну, то есть, так ему и надо, гаду бессовестному, извергу бессердечному!
Я-таки это сделала! Пока Рейнхарт разглядывал пальцы, будто между ними выросли перепонки, треснула его по голове первым, что попалось под руку. А попалась та самая книга, которую меня просили беречь, холить и лелеять.