Обратимость
Шрифт:
Баррон посуровел.
– Без тебя они бы напряглись. Беатрис они не особо доверяют, не зная ее. Ты там присутствовала для разрядки атмосферы, если можно так выразиться. Что насчет таблеток, так это было с их подачи. Я не навязывал им таблетки, но и не собирался отговаривать. Их кровь опасна. Что тебе наговорила Беатрис?
– Все то же самое, что и вы. Она сказала, что они плодят тварей.
– Это еще не доказано, но им действительно более неоткуда взяться.
– А откуда пошло понятие “благородные”, не из этого ли общества? В чем оно заключается?
– Это к чему вопрос?
– Хотелось бы знать, правильно ли я понимаю
– Керраны – это закрытый дворянский род, существующий многие века и обладающий огромной властью и силой, это личные мои исследования насчет власти и силы. “Благородные” не имеют права (могут, но не должны) смешивать свою кровь с кем-либо, кроме представителей своего рода, то есть должны блюсти правило “чистой крови”.
– Династические браки? – заключила я.
– Наверное. Я многого не знаю и могу ошибаться в чем-то. Это я к тому говорю, что если они нарушают правило, то появляются твари. Не исключено, что они их слуги в таком случае.
Мы проговорили еще некоторое время, и директор отпустил меня, но не на рабочее место, а домой.
Мне ничего не оставалось, как сказаться больной и залечивать “свои раны”, не допуская к себе никого. Увы, как бороться с краснотой на шее, я не знала, поэтому ограничивалась рассматриванием своего отражения в зеркале и содроганием по этому поводу. Зато у меня появилось время прийти в себя.
“Вполне очевидно, что не все примут меня, – рассуждала я сама с собой, – и не стоит расстраиваться, если их природная ненависть к людям не избегнет меня. Но все же могли бы найтись те вампиры, к кому можно было бы подойти, не рискуя остаться непонятой". Тут же в голову пришел образ Эдварда. “Он ведь заинтересовался мной. Значит, что-то почувствовал? Или даже заглянул в мое будущее, почему бы нет? Может быть, он учуял какую-то силу во мне? В любом случае с ним нельзя терять связь, но и надоедать ему тоже не стоит. Вряд ли он вдруг захочет поделиться частью жизни своего клана”.
Весь день в итоге я провела в раздумьях, вспоминая детали приключения. Обдумывала, взвешивала и анализировала. Надо было войти к ним в доверие, руководствуясь только лишь чистыми, искренними побуждениями, но нужен ли им был посредник из смертных? Задалась вдруг я вопросом. Какая бы им от него польза? Есть же Баррон, но, как он говорит, они не подпускают его к себе, только если речь идет о делах большой важности и не касается их “семьи”. Возможно ли такое, что Баррон просто не обладает той восприимчивостью и внимательностью, скорее на тонком уровне, чтобы найти общий язык с вампирами? Его простая доброта и самоотверженность, конечно, очень милые, но не для представителей из рода вампиров. Возможно ли такое, что им был бы необходим человек с более сильными способностями, тонко чувствующий мир? Для того чтобы это понять, нужно было, чтобы со мной все-таки поговорили, а не огрызались постоянно, отворачиваясь. Нет, мне не потребовалось бы задавать все вышестоящие вопросы им, но имелась необходимость именно разговора как такового, неважно о чем. Хотя бы даже о погоде.
Столько вопросов накопилось! Чем глубже я во все вникала, тем больше их появлялось. Все мои раздумья, как правило, заканчивались головной болью и немногими недоделанными выводами. Однако по-другому я уже не могла. Мысли составляли всю мою пищу. Нет пищи – нет жизни. Мне необходимо было постоянно думать, чтобы потом не сделать оплошностей,
В течение недели опять приснился сон, но уже немного другого содержания, видимо, под впечатлением от произошедших событий мой мозг стал выдавать такие плоды. Все тот же фон и те же фигуры, и я также старалась подойти к ним, заговорить. Но стоило только приблизиться, то тут же сыпался шквал агрессии. Меня отгоняли, гнали прочь, кричали, чтобы не вмешивалась не в свое дело и все в таком роде. Среди всего этого бедлама я видела какого-то незнакомца, который смотрел на меня с пониманием, но грустно качал головой. Я чувствовала совсем рядом с собой какое-то хриплое дыхание, как будто кто-то дышал с трудом и очень тяжело, рывками и сопением. Как будто под боком кто-то задыхался. От чего в горле поднималась кровь, я хотела бы избавиться от этого дыхания, думая, что оно мое, но ничего не выходило. В конце концов наступило вымученное пробуждение, так как “терпеть” сон более не было сил. Пробуждение принесло с собой облегчение, наконец-то появилась возможность вздохнуть свободно и убедиться, что все хорошо.
Глядя в темноту широко раскрытыми глазами и постепенно приходя в себя, я задавала себе вопрос: “Чье это было дыхание? Мое ли? Или кому-то было настолько плохо, что передалось мне?” Эти два предположения мне как-то сразу не понравились, и захотелось подумать дальше. “Таблетки”, – вдруг пришла мысль. “Неужели они задыхаются от них? Неполноценные эрзацы крови. Если бы меня пичкали полуфабрикатами или сухими кормами, уверяя, что там содержаться все витамины, микроэлементы и тому подобное, я бы тоже вряд ли протянула долго. В любом случае в организме произошли бы какие-нибудь необратимые изменения. Это определение сна выглядело более приемлемым”.
О, как я жалела, что не могу расшифровывать сны! Вполне возможно, если бы раскрыть их смысл, это значительно облегчило бы жизнь.
Лежа в постели, в тишине, я слушала свою дыхание. Сбоку из окна вскоре стал различим слабый розовато-грязноватый свет. Вот и рассвет. Подумав о том, что стоило бы все-таки еще поспать, я завернулась в одеяло, устроившись как можно уютней, и сомкнула веки, призывая сон.
На следующий день, опять не выдержав одиночества, я отправилась на работу, предварительно до самого подбородка замотав шею.
Криса посмотрела на меня сочувствующе, но ничего не сказала. Мне все-таки всегда нравилась ее тактичность, пожалуй, стоило бы поучиться у нее молчанию.
– Зайди к директору, он что-то хотел от тебя, – мягко промурлыкала она. Прекрасно, я тоже хотела его видеть.
Он поднял взгляд и поинтересовался, как поживает моя шея, вместо ответа я сняла шарф и продемонстрировала ему ужасные синяки, в которые переросли следы от пальцев. Он вмялся в стул и промолчал.
– Вы знаете, пока я находилась дома, то много думала… И теперь прошу вас, возьмите меня с собой когда-нибудь в особняк. Для меня это жизненно важно! Я должна увидеть их в более дружелюбной обстановке. Без вашей помощи они не воспримут меня нормально. Обещаю, что не скажу ни слова и не буду вам мешать. Просто нужно посмотреть на них в неформальной обстановке.