Обратная перспектива
Шрифт:
Что ж. Наберите воздуха побольше и ныряйте.
Желаю удачи.
Александр Грин.
* * *
Из всех полезных изобретений умного человека, дорогой Карл Борисович, самое лучшее, кроме паровоза, это крыша над головой.
В доме стоит дух основательности, и злополучное терпение, которое выработала в человеке дикая и равнодушная природа, становится здесь механизмом для культурного размышления.
В холодной природе человек
Писатель по своему социальному устройству живёт под крышей, как обеспеченный человек. И тут его подстерегают многие опасности: природные инстинкты не вызывают уже в нём уважения, он теряет бдительность, перестаёт чувствовать и начинает сочинять, презирая внешние опасности, с которыми считался бы при жизни на воле.
Поэтому, Карл Борисович, безопасная для ума, временная жизнь на природе необходима, она не требует ожесточения сердца. Напротив — любовь сидит в свободной атмосфере полезным витамином и попадает иногда в прохожего человека через глаз, или рот, или ухо.
Не нужно только смотреть на внешний мир свысока и топтать его снисходительно: по склону любого попутного оврага следует двигаться бережно, как по небритой щеке великого до неузнаваемости человека.
Здесь снова подстерегает писателя внутренняя опасность. Встречных людей нельзя любить только оттого, что они встретились, упаси Бог умиляться их трудной жизни, только потому, что она не похожа на Вашу.
Не стоит устраивать, как некогда Константин Паустовский, оргию гуманизма, это ставит под сомнение вашу добросовестность.
Что касается тематики Ваших размышлений, то и тут следует Вас предостеречь: пишущий о художнике легко может впасть в эстетство — читать его будут только художники, и то лишь те, которые не окуклились окончательно в своих образах, символах и знаках.
А писать о деревенском человеке — ещё большее эстетство: деревенский человек читать не будет, а будет читать спекулянт, подыскивающий себе национальную идею бесплатно. Прочтёт Ваше писание и плюнет.
Впрочем, чужого мнения не стоит бояться — критики, за редким исключением, жулики и перлюстраторы: читают то, что не им адресовано.
Так что, пишите, если иначе не можете, но помните о моих предостережениях. Авось, точное слово пригодится какому-нибудь человеку в душевном хозяйстве.
Успешной Вам работы
Андрей Платонов.
* * *
Мистер Чарльз!
Вы меня читали, и я польщён, вероятно, в переводе миссис Олл-Райт-Ковалёвой, и это действительно — Олл-Райт, потому что у себя на родине, в благословенных Штатах, на своём родном языке я выгляжу, как неотёсанная деревенщина, или, по-вашему, прогрессивный писатель-деревенщик, что-то вроде мистера Распутина.
Да, являясь не особенно отёсанным, не получив должного и желаемого образования, я обладаю, тем не менее, завидным качеством: понимаю людей, распознаю их с первого взгляда, и, будучи человеком сочувствующим и незлым, о чём свидетельствует
Тема провинции — для меня вовсе не тема, а сущность моего внутреннего мира, который на грани эпох, при смене представлений о добре и зле, очутился в состоянии стресса, что грозило моему физическому существованию.
Это привело меня к необходимости создать некое безусловное пространство, реальнее реального, населить его людьми, приходящими, временно остающимися, и уходящими, и таким образом выжить не только самому, но и предотвратить мировую катастрофу, хоть на короткое время, потому что — мы-то с Вами знаем — предотвратить её совсем, похоже, невозможно, а возможно лишь придать ей ползучую и стёртую форму.
Насколько я понимаю, Вы, мистер Чарльз, тоже стремитесь создать свою Йокнапатофу, в чём я желаю Вам преуспеть, и в чём, я подозреваю, Вы преуспеть не сможете, потому что Россия, во-первых, не Америка, и потому что, во-вторых, Америка не Россия, и возможности у неё, хотя бы в создании воображаемых отношений, гораздо больше, — настолько она, Америка, ещё первобытна и не определена ещё Небесами, как безусловный объект красоты и силы.
В моей Йокнапатофе главная проблема — пережить и перемолоть буржуизацию и урбанизацию прекрасного патриархального быта, с его устоями, табелями о рангах в семейных и расовых отношениях, согласиться с устоями новыми и не сойти с ума от крови, пота и скрежета, сопровождающих крушение старого и нарождение нового мира.
В Вашей Йокнапатофе — сладкий запах упадка, смешанный с запахом коровьего навоза, вымирание и вырождение, поголовная американизация тех, кто спасается, как может.
Вам, мистер Чарльз, труднее, и я искренне желаю Вашей Йокнапатофе существовать, как всё ещё существует моя, и приютить и взлелеять то количество персонажей, которое сможете потянуть.
Именно поэтому, желая Вам сил и здоровья, позволю себе дать Вам несколько советов:
Не бросайте, по возможности, физических усилий, лучше всего, если позволяют средства — авиаспорт; это и новый взгляд с высоты, и, конечно, адреналин, столь необходимый Вам в Вашем возрасте.
Если же нет такой возможности, и Вы стеснены финансово — займитесь дайвингом, говорят, у Вас есть сносное Чёрное море. То же ощущение полета, тот же адреналин плюс трофеи — морская рыба очень полезна, она убивает холестерин.
Старайтесь не злоупотреблять бобами, а сою и вовсе вычеркните из своего рациона — она очень не полезна мужчинам.
Желаю Вам победить. Вы сможете!
Уильям Фолкнер, эсквайр.
Глава десятая
1
Январское солнце поднималось уже высоко и Карл, срывая перед сном листок календаря, радовался графе «долгота дня», зачитывался ею.
День прибавился уже на час, и каждую ночь прирастало две-три минуты. Знать бы только, чему ты радуешься…