Обратная сторона вечности
Шрифт:
— Всегда что-то случается, — философски замечает Да-Гуа.
— Множество событий, за которыми мы едва-едва уследили, — торопится пояснить Ши-Гуа.
Ма-Гуа молчит. Он вынимает из складок одежды хорошо знакомую Каэ шкатулку с живым изображением Варда на крышке и начинает в ней что-то искать.
— Весь мир засуетился, — жалуется Ши-Гуа. — Раньше все события были сосредоточены на Варде, а остальные континенты зависели в своем развитии от того, что происходит здесь.
Он выжидательно смотрит на Каэ.
— Понятно, —
— Теперь все сместилось. Одновременно жизненно важные моменты случаются и на Имане, и на Джемаре, и даже на Алане, — говорит Ма-Гуа.
Он наконец нашел, что искал, и теперь расставляет на поверхности шкатулки множество изящных фигурок.
Каэ любит рассматривать их, находя эти вещицы совершенными в своем роде. Она видит, как Ма-Гуа выставляет вперед изображение какого-то великана в золотом венце с драконьими крыльями. Если судить по пропорциям, то он обладает громадным телом. На ее памяти только Бордонкай мог бы с ним сравниться.
— Это урмай-гохон Самаэль, — говорит Ши-Гуа.
— Тот самый варвар, который завоевал Сихем, — на всякий случай поясняет Ма-Гуа.
Да-Гуа молчит.
Он залюбовался крохотным енотом, который бегает сквозь него взад и вперед, устраивая что-то в своем жилище.
— Урмай-гохон завладел сокровищами Джаганнатхи, — говорит Ма-Гуа, но Каэ не дает ему продолжать:
— Да что же это за напасть: сокровища Джаганнатхи, талисманы Джаганнатхи, перстень Джаганнатхи. Есть что-нибудь, что не относится к этой одиозной фигуре?
— Есть, — совершенно серьезно отвечает Да-Гуа. — Но об этом мы расскажем позднее. А сейчас нам нужно рассказать тебе о вещах Джаганнатхи.
Каэ скрежещет зубами, но покоряется необходимости. Она и сама понимает, насколько мало знает о том, что случилось вокруг нее за последнее время.
— Император не должен стремиться воевать сейчас с этим варваром, — говорит Да-Гуа. — Было бы прекрасно избавиться от него, но это невозможно до того, как ты завладеешь перстнем. Правда, он будет с каждым днем набирать силы, но тут уж ничего не поделаешь. С ним нужно действовать наверняка. Отговори императора от его планов, даже если урмай-гохон пойдет с войском на Бали.
— Он не пойдет на Бали, — возражает Ма-Гуа. — Он слишком умен и не станет рисковать.
Каэтана ждет, что скажет по этому поводу Ши-Гуа.
Ши-Гуа молчит.
— На Джемаре беда, — продолжает Ма-Гуа. — Некто или нечто скрестил хорхутов с людьми и создал новых существ. Они крайне опасны тем, что обладают разумом и волей человека и при этом свирепостью и злобным нравом животного.
Каэтана о хорхутах слышала очень давно и краем уха.
Ши-Гуа видит, что она в недоумении, и торопится объяснить:
— Хорхуты издревле населяли Джемар. Кроме них там было мало живых существ, потому что они уничтожают всех, кто иной крови. У них всегда был разум отличный от человеческого,
— Хорошо, — соглашается Каэ.
Ее радует и одновременно слегка пугает то, что впервые за все время их знакомства монахи заговорили конкретно. Они не просто анализируют обстановку, но и делают выводы. Словно в ответ на ее мысли Ши-Гуа говорит:
— Мы не должны были бы давать советы. Но времени мало, и ты не справишься в одиночку. Правда, Ма-Гуа?
Ма-Гуа молчит.
— Бессмертные по твоей просьбе разыскивают наследника Аэдоны, Пресветлого Эльфа Энгурры… — не то спрашивает, не то утверждает Да-Гуа.
Каэтана кивает. Она сосредоточена и напряжена.
— Пусть ждут его у Гайамарта, — говорит монах.
— А каким образом? — опешивает богиня.
— Это длинное построение, тебе его незачем отслеживать. Скажи Траэтаоне, чтобы ждал в Аллефельде. Там понадобится его помощь.
— Хорошо, — покорно соглашается Интагейя Сангасойя.
Истина не склонна устанавливать свое главенство и не чувствует себя угнетенной, выслушивая советы и подсказки.
— В Аллаэлле творится злое. Попроси повелителей мертвых отправиться туда.
— Попрошу.
— Но пусть ни один из них не пытается сделать все сам. Пусть идут вместе.
— Я скажу им, если они согласятся…
— Они должны послушать тебя, — говорит Ма-Гуа. — Нынче твое время. И без тебя никто не может ничего решать.
— Почему? — изумляется Истина.
— Твое дело — отличать настоящее от поддельного, злое от доброго, полезное от вредного. У тебя много работы.
— Это правда. — Она пожимает плечами. Отмахивается от назойливой осы.
Трое монахов смотрят на нее странными взглядами.
— Теперь иди. Тебя ждут.
— А вы?
— Мы вернемся, когда в нас возникнет необходимость. Мы тоже платим по своим счетам. Пришло наше время расплачиваться.
Кахатанна предпочитает не спрашивать у них, чем платят такие, как они. Она встает с травы, отряхивается, улыбается.
— До скорого свидания, — произносит с легким оттенком грусти. — Я буду ждать вас.
Трое монахов медленно и глубоко кланяются ей. Как никогда раньше не кланялись.
Трое монахов молчат.
В ожидании Интагейя Сангасойи голодный император ходит вдоль накрытого стола и рассеянно жует кусочек солоноватой лепешки. Агатияр чувствует себя немного спокойнее — он успел подкрепиться блюдом-другим и теперь готов терпеливо сидеть здесь хоть несколько часов.
— Позволит ли император нарушить его трапезу? — спрашивает от порога одетый в шелка и бархат юный вельможа — верный соратник императора и любимый ученик Агатияра.