Обратный отсчет
Шрифт:
За оградой из рабицы стояла старуха в длинной куртке с чужого плеча, мужской кепке, с пустой матерчатой сумкой, сжатой в морщинистом кулаке. Ее длинное желтоватое лицо и белесые тусклые глаза были исполнены любопытства. У ее ног отирались две дворняжки с явными признаками рахита. От неожиданности Дима вздрогнул.
– Смотрит, потому что посторонних много, копают что-то, – бросил он, отводя взгляд от неприятной старухи. – Тут каждая мелочь – событие.
– Мне не нравится, что она стоит тут и смотрит! – упрямо заявила женщина.
– А
– Мне все равно не нравится. – Та уже всерьез нервничала. – Сделай что-нибудь, чтобы она ушла.
– Брось, опомнись! – упрекнул ее Дима. – Старухе просто делать нечего, пусть немножко поглазеет. Если я начну с ней разговаривать, она пустится рассказывать, кто тут жил прежде, да как жил, да с кем жил… Тебе это надо?
Марфа собралась было ответить – скорее всего, резко, но вдруг запнулась и взглянула на старуху с новым, странным выражением.
– А ведь действительно, – медленно проговорила она. – Не помешало бы поговорить с кем-нибудь из местных.
– Марфа!
– Иди в магазин. – Она слегка толкнула его в спину. – Я разберусь сама.
Дима вернулся через полчаса, и к тому времени старуха уже совершенно освоилась во дворе. Правда, в дом ее не пустили, зато пригласили сесть на скамеечку у крыльца и угостили кофе. Старуха с удовольствием тянула из кружки горький коричневый напиток и вслух сожалела о том, что нет ни сахара, ни сливок. Дима не верил своим ушам – он ясно расслышал, что Марфа чуть не извинялась!
– Мы пока не устроились, у нас ничего нет. А дома пол не в порядке, половицы проваливаются. Мы сами по краешку ходим. Извините, что во дворе…
Старуха охотно ее извиняла и продолжала с чмоканьем тянуть кофе. Дима послал подруге недоуменный и сердитый взгляд, та подбежала к нему, выхватила большой пакет с покупками и быстро шепнула:
– Не обижай бабку. Ты – мой брат.
– Кто?!
Но Марфа уже неслась к таджикам, выдавать им сапоги. Они успели развести такую грязь, что тонули в ней по колено. Дима нерешительно замялся у крыльца, бабка приветливо и любопытно посмотрела на него, но первой разговора не начала – как видно, следуя своеобразным понятиям о хороших манерах. Их спасла вернувшаяся Марфа.
– Вот это мой брат Дима, он и купил дом.
– Он, значит? – Бабка почему-то предпочла говорить о Диме в третьем лице. – У Гриши?
– У Бельского, – бросил он. Старуха вызывала у него острую неприязнь – он сам не понимал, почему. Возможно, виной тому были ее навязчивость, неопрятность, но больше всего его смущал и раздражал ее тусклый неподвижный взгляд, устремленный прямо на него. В этих белесых глазах не было и тени выражения, они казались слепыми.
– У кого?!
Оказалось, что старуха – ее звали Анна Андреевна – не знала фамилии своего соседа. Однако самого Григория она знала «еще вот этаким» и охотно о нем
– Стало быть, он теперь будет жить у сестры… – значительно произнесла она, глядя в пространство белесыми глазами. Собаки отирались у ее ног, то ли прося ласки, то ли ожидая подачки, но старуха их не замечала. Эти животные были так же стары и неопрятны, как их владелица, и чем-то неуловимо походили на нее. Костлявые, уродливо сложенные псы с больными слезящимися глазами не вызвали у Димы ничего, кроме отвращения, хотя вообще он любил животных.
– Он уже живет у сестры! – громко произнес Дима, но старуха как будто не слышала.
– Вместе пить будут, – продолжала она с явным удовольствием. Марфа торопливо сбегала в дом, налила еще кофе и угостила старуху. Сперва та манерно отказывалась, но в конце концов кружку приняла. Марфа подмигнула Диме через голову гостьи, показывая, что все идет как надо. Тот недоуменно пожал плечами.
– Теперь совсем сопьются, – вещала местная сивилла, наслаждаясь вниманием и почетом новых владельцев дома. Она явно считала, что этот день ей удался. – Сестра у Гришки тоже пьет, и муж у нее пьет. Дети вырастут – тоже будут пить! А теперь дом продал, денег много, и-и! До зимы не доживет, вот увидите!
И, блаженствуя, прихлебнула кофе.
– Хотя кто не пьет? – философски заметила она.
– Ну вот Дима не пьет!
Он не знал, что и думать – Марфа явно заискивала перед этой малоприятной старухой. «Что она хочет из нее вытянуть? Или уже вытянула? Бабка просто пустословит!»
– Не пьет? – Старуха упорно не глядела в его сторону – возможно, это тоже как-то связывалось у нее в голове с тонким и политичным обхождением. – Ну, молись Богу, что не пьет. Сейчас все… Буду, буду я Гришку этой зимой хоронить!
Она внезапно всплакнула и быстро вытерла слезы концами линялого платка, повязанного на шее. Марфа удивленно расширила глаза.
– Всегда я ему говорила – мне, старой, тебя хоронить придется! Вот как! – Анна Андреевна еще раз всхлипнула и внезапно успокоилась, как будто вовсе не плакала. – Он ведь давно запил, когда у него жена умерла. Когда же это… Да четверть века тому уж будет… Совсем была молодая. Вот он и начал пить, да все хуже и хуже. Трезвым его, считай, никто уже и не видел.
– Вот как, – фальшиво посочувствовала Марфа. – Но соседи-то ему помогали?
– Помогали, как нет? – кивнула та. – И я к нему ходила, и Ленка Тихомирова, из второго барака. Она-то почаще. То поесть что-нибудь занесет, то полы ему помоет, то просто так поговорит. Она его старше была на десять лет, замужем, дочку недавно родила… Мы на это как смотрели? Что она его жалеет по-соседски! – Старуха невероятно оживилась, даже помолодела. Видно было, что воспоминания доставляют ей громадное удовольствие – особенно при наличии свежих слушателей. А Марфа слушала затаив дыхание, даже чуть приоткрыла рот.