Обратный отсчет

Белобров Олекса

Главной задачей Хантера комбат определил следующее: взять под опеку авианаводчика и вместе с ним навести остальные «вертушки» в район десантирования, пока ротный организует бой. В самом начале боя, пока не подоспеет комбат, «на привязи» возле замкомбата должны находиться два радиста из взвода связи.

Ночевали вблизи своих вертолетов — имущество «первой волны» загрузили еще с вечера, борттехники остались в машинах, пилотов подвозили с утра, за полчаса до вылета.

Уже в темноте в лагерь десантников прибыл старший лейтенант Виктор Омельчук — своего рода уникум. По всему Афгану о нем ходили самые неправдоподобные и противоречивые легенды. Романтический поэт и бард, автор и исполнитель множества песен об Афганистане, Виктор был своего рода «коллекционером» событий и приключений,

а по первой военной специальности… политработником. В свое время, по прихоти судьбы, ему случайно довелось заменить тяжело раненного авианаводчика, и старший лейтенант так им и остался. Его кумиром был Антуан де Сент-Экзюпери, которого Омельчук буквально боготворил, и не удивительно, что имя великого француза стало его позывным и прозвищем.

Людей накормили поздним вечером — утром предполагались боевые действия высокой интенсивности, а на полный желудок, как известно, не воюют. Ранение в живот в таких случаях — неминуемая смерть от сепсиса. Несмотря на колоссальное психологическое напряжение, царившее в лагере, комбат нашел-таки время и собрал у себя в палатке офицеров: заместителей, командиров рот и авианаводчика, чтобы сказать слова напутствия. Каждому «начислили» по пятьдесят граммов излюбленного напитка комбата — все того же «копья».

— Завтра очень важный день, друзья. — Майор Иванов с солдатской кружкой в руке обошел присутствующих, чокаясь с каждым. — Возьмем душманскую верхушку — обезглавим банды на некоторое время. Пока новые предводители объявятся — мы их подчиненных как следует проредим. За победу! — Одним глотком комбат осушил посудину.

Продолжения не последовало — завтра в бой.

3. Полет шмеля

В половине пятого команда «Подъем!» всколыхнула лагерь. Началось смутное движение, сначала напоминавшее броуновское, но через несколько минут ставшее осмысленным и целенаправленным. За каждым десантником был установлен многоступенчатый контроль — чтобы никто не ел, не пил и не забыл ничего из снаряжения. За всем этим следили не только офицеры, прапорщики и сержанты, но и сами солдаты. Старослужащие помогали «шнурам» — никакого намека на «дедовщину» Петренко не заметил, бойцы напряженно готовились к десантированию и бою.

Ровно в пять пятнадцать команды заняли места в вертолетах, мощно месивших утренний воздух винтами. Взглянув в иллюминатор, Хантер заметил на краю летного поля командно-штабной БТР «Чайка» и «уазик» комбрига. Там собралась группа старших офицеров бригады, наблюдавших за тем, как грузится десант. Сквозь запыленное стекло он разглядел самого Папу, начальника политотдела, Тайфуна и еще несколько знакомых лиц.

Наконец в темное еще небо взлетела зеленая ракета, и вертолеты с десантом, тяжело прокатившись по бетонке, «по-самолетному» оторвались от аэродромных плит и взяли курс на юго-запад. Хантерово сердце снова забилось учащенно — вот оно, настоящее дело! Совсем скоро ему придется бежать, ловить в прицел фигуры врагов, стрелять, укрываться от огня «духов» — короче, заниматься тем, чему учили четыре года в училище и несколько лет упорно натаскивали в войсках.

За себя он не боялся: опыт, приобретенный за десять месяцев, не раз подтверждал, что старший лейтенант Петренко вполне способен воевать и делает это совсем неплохо. Но сейчас он впервые шел в бой в новом качестве; на нем лежала огромная ответственность за жизнь трех сотен подчиненных. Это настолько смущало Александра, что в мыслях он уже не раз упрекал себя — зачем, дескать, сунулся на батальон, сидел бы себе на роте, воевал, как остальные, в цепи, и все было бы привычно и нормально.

Но стоило вспомнить известных ему батальонных замполитов вроде Почтальона Печкина, как его охватило негодование. Ну-ка, попробуй представить этих «политрабочих» в вертушке первой волны с автоматом в руках! Кто их тут видел? Сидит себе такое чмо, замполит парашютно-десантного батальона, безвылазно в «ленинской комнате», царапает протоколы собраний, планы-графики, малюет плакаты, беседы с дневальными проводит, да еще и заносит всю эту мутотень в дневник индивидуально-воспитательной работы. А перед

заменой Монстр оформит ему представление на Красную Звезду — и кто потом в Союзе догадается, что этот убогий все время в Афгане, словно Кощей Бессмертный, только чах над своими чеками, да ежедневно подсчитывал, сколько еще успеет заработать и сколько часов осталось до замены…

А, да плевать ему на них! Выбросив пустые мысли из головы, Хантер еще раз проверил себя — все ли в порядке. Подготовился он основательно — на голове каска, обмотанная горной маскировочной сеткой, на ногах — ношеные кроссовки, ступни в носках заранее смазаны вазелином, чтоб не терло где не надо. На себе — комбез КЗС [125] , для краев «южнее южных» — самое то из-за жуткой жары. На поясе бинокль, ПМ в самодельной открытой кобуре и сахалинский «медвежатник». На груди топорщится «лифчик» со всей боевой загрузкой и шприц-тюбиком с промедолом, за спиной — рюкзак десантника, в руках автомат со спаренными пулеметными магазинами (недаром учил легендарный начразведки его экс-бригады, по прозвищу Джеймс Бонд, он же майор Дардин, что первые пять минут боя максимально важны для выживания). В прикладе автомата — резиновый жгут и индивидуальный пакет, сзади на поясе фляга с водой, еще одна — в рюкзаке.

125

КЗС (комплект защитный сетчатый) — пятнистый комбинезон из арсенала войск химзащиты (обработан специальным составом от радиации). Использовался во время Афганской войны повсеместно.

Вопреки приказу комбрига, «броник» замкомбата проигнорировал. Прежде всего потому, что сам он весил сейчас не больше шестидесяти килограммов, тогда как оружие и снаряжение, взваленные на себя, — не меньше тридцати, а его Ахиллово сухожилие, мастерски заштопанное в Куйбышевском госпитале, могло и не выдержать таких перегрузок…

Всей кожей ощущая близость и неизбежность боя, Хантер вытащил дочуркин рисунок и фото Афродиты. Взглянул — и спрятал в карман слева на груди, словно они могли защитить от пуль и осколков надежнее, чем тяжелый бронежилет. На эти его манипуляции никто не обратил внимания; все, кто находился в вертолете, были сосредоточены на своих мыслях и чувствах.

Тем временем от пилотов вернулся неугомонный авианаводчик Экзюпери, облаченный в странноватый вертолетный бронежилет с «воротником», и плюхнулся рядом на лавку.

— «Грачи» [126] уже утюжат там местность. Следом за ними Ми-24 начнут лупить по району десантирования и его окрестностям. А потом — наша очередь! — Зрачки у старшего лейтенанта были расширены, им уже владело боевое возбуждение. — Свалимся как снег на голову «духам», сразу после утреннего намаза!

126

«Грач» — штурмовик Су-25.

— Это не есть хорошо! — заметил Хантер, вспомнив утреннюю молитву ихваней на берегу Вари-руд. — Лучше б нам прямо во время намаза явиться. Когда душманы «намазывают», они обо всем забывают, как под дурью!

— Ну ты и стратег! — насмешливо прокричал в ответ Экзюпери, перекрывая гул двигателя. — Сегодня первое сентября, светает уже поздно, а в темноте высаживать десант сложно, да и слишком рискованно. Потому и идем с первыми лучами солнца… — Как раз в это мгновение дневное светило внезапно заполнило утробу «вертушки» розово-золотистым сиянием.

— Готовьтесь, подлетаем! — скомандовал прапорщик-борттехник в каске и бронежилете. Нацепив на нос фирменные солнцезащитные очки, он выдвинул в боковую дверь вертолета гранатомет АГС-17 на каком-то самодельном станке и тут же дернул за тросик, досылая гранату.

— Приготовились! — поднявшись с лавки, во весь голос продублировал команду капитан Егерский, носивший неизбежное прозвище Егерь. В худощавой и по-спортивному стройной фигуре этого офицера чувствовалась незаурядная сила и ловкость. — Порядок десантирования без изменений!