Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Из ряда княжеских жалованных грамот видно, что монастырские власти, пользуясь иммунитетом от проезжих и торговых пошлин, провозили в своих лодьях и на своих возах и подводах вместе с собственным и чужой товар, а также торговали не только продуктами собственного хозяйства, но и товаром, скупленным у других лиц. Так, жалованная грамота великой княгини Марии Ярославны игумену Кириллова-Белозерского монастыря Игнатию 1471–1475 гг. разрешает монастырским старцам и «людям» (т. е. крестьянам) совершать ежегодно поездки по реке Шексне, летом в лодье или «в судех в малых», а зимой на возах, «с манастырьским житом и солию или с-ыною монастырьскою рухлядию, а не с перекупным товаром», и беспошлинно торговать в пределах «волостей Шохонских» [1111] . Согласно жалованной грамоте игумену того же монастыря Нифонту, выданной в 1480 г. Иваном III, запрещалось взимание пошлин с монастырских лодей или возов, отправляющихся с товаром в Двинскую землю. При этом в грамоте имеется следующее указание: «А в ту лодью им и на возы чюжаго товару, опрочь манастырьского товару, не класти» [1112] . В жалованной грамоте Ивана III суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю содержится запрет княжеским «писцам» «переписывать» рыбу «в

их судне монастырском». В то же время монастырские власти должны были следить, чтобы в их судне « чужие рыбы, ни меду за монастырское не провозити» [1113] .

1111

АСЭИ, т. II, стр. 134, № 207.

1112

Там же, стр. 169, № 256.

1113

Там же, стр. 498, № 460.

К 1476–1477 гг. относится интересная жалованная грамота, данная на вече властями Великого Новгорода Троице-Сергиеву монастырю на беспошлинную торговлю в Двинской земле («кого пошлют из Сергиева манастыря на Двину и на Орлец и во всю Двинскую землю…»). Если отправленный в лодье монастырский товар замерзал, то его предлагалось «положить на возы», «а с того товара, который товар шол из лодьи из жаловалной на возы», двинские посадники, воеводы и их пошлинники не должны были брать «никоторых пошлин…». Но в грамоте имелся специальный пункт, по которому нельзя было на монастырскую лодью «чюжего товару приимати», «опроче манастырского товару сергиевского» («А коли замержет тот товар, а положат на возы, ино им на те возы чюжего товара не приимати») [1114] .

1114

АСЭИ, т. I, стр. 340, № 453.

Но, касаясь вопроса о торговле монастырями скупленным товаром (что свидетельствует об известной интенсивности их торговой деятельности), нельзя не отметить и другого существенного момента, не позволяющего говорить о развитии товарного производства в монастырских имениях: некоторым монастырям, возможно, не хватало продуктов собственного земледельческого и промыслового хозяйства (хлеба, рыбы), и они их прикупали. Так, в 40–70-х годах XV в. верейский и белозерский князь Михаил Андреевич «ослободил» Кириллову-Белозерскому монастырю «купити рыбу в Озере и за Озером на всяку зиму по тритдати Рублев ноугородскых». В грамоте 1493 г. Ивана III наместникам, пошлинникам и мытчикам по городам и дорогам от Ростова до Кириллова-Белозерского монастыря написано: «…Что их хлеб монастырьской идет из Ростова в Кирилов монастырь в судне семъсот четвертей ржи да триста четвертей овса, и вы б с того судна и с хлеба мыта и никоторых пошлин не имали по сеи грамоте» [1115] . Очевидно, этот хлеб монастырские власти или купили, или получили от князей.

1115

АСЭИ, т. II, стр. 78, № 129; стр. 249, № 292.

Несомненно, хлеб выбрасывался на рынок. Несомненно, из районов с развитым земледелием он вывозился туда, где уровень развития земледелия был значительно ниже (например, в районы северные). Но все это, повторяю, не дает права ставить вопрос о товарности сельского хозяйства. Оно оставалось в основном натуральным, и преимущественно излишки хлеба и продуктов добывающей промышленности фигурировали на рынке как товары. Может быть, только некоторые товары (например, соль) производились специально на рынок. Лишь в отношении отдельных вотчин можно ставить вопрос о наличии в них элементов товарного производства сельскохозяйственных продуктов.

И тем не менее развитие торговли (в том числе монастырской, митрополичьей кафедры) было важным фактором, способствовавшим преодолению изоляции отдельных областей и княжеств. Торговля монастырей и митрополичьего дома в масштабах, значительно выходящих за пределы отдельных политических образований, была явлением новым, о котором нельзя говорить ранее XIV–XV вв. Эта торговля преодолевала барьеры и рогатки (в виде таможенных застав и разветвленной системы всевозможных торговых и проезжих пошлин), преодолевала и те политические заграждения, которые были воздвигнуты строем государственной раздробленности.

Из отдельных документов видно, с одной стороны, насколько политическая раздробленность с ее последствиями (бесконечными феодальными усобицами и войнами) мешала развитию монастырской торговли, а с другой стороны — как монастырские власти стремились к расширению своей торговой деятельности, несмотря на раздробленность и вопреки ей. Сохранилась грамота Василия II, посланная в середине XV в. в Вологду и Устюг Великий, наместникам и волостелям. Из нее мы узнаем, что игумен Кириллова-Белозерского монастыря Касьян с братьею били челом великому князю в связи с тем, что он «не велел пускати лодеи вологодских с Вологды к Оустюгу и к Двине с товаром того деля, что коли не тихо в земле» и поэтому монастырская лодья также не могла отправляться по указанному маршруту с товаром. Монастырские власти просили отменить такое распоряжение. Великий князь «пожаловал, лодьи есмь их манастырьскои ежелеть всегды велел ходити с Вологды на Двину и на Оустюг со всяким товаром и с рожью, будет тишина или нетишина, или коли булгачно в земли, а манастырьская лодья Кирилова манастыря со всяким товаром и с рожью на Оустюг и на Двину идет» [1116] . И приведенный документ, и факты, им отраженные, весьма показательны! Во время крупной феодальной войны середины XV в. прерывались нормальные торговые связи Вологды с Устюгом и Двиной. Но как только война кончилась, Кириллов-Белозерский монастырь стремится возобновить свои торговые операции в пределах Устюга, в Двинской земле, и добивается от великокняжеской власти гарантии того, что дальнейшие феодальные усобицы не помешают ему там торговать.

1116

АСЭИ, т. II, стр. 62–63, № 102.

Не менее интересна жалованная грамота Троице-Сергиеву монастырю, оформленная на новгородском вече в 1448–1454 гг. — в последние годы феодальной войны. По этой грамоте Троице-Сергиев монастырь получил право посылать на Двину «зиме на возех, а лете на одиннацати лодьих старцев или мирян», которые могли беспрепятственно и беспошлинно торговать в Вологде, Холмогорах, Неноксе. В грамоту был внесен специальный пункт о том, что «Великий Новгород» (как феодальное государство) взял Троице-Сергиев монастырь под свой патронат («жаловал» «го «держать своим») и поэтому двинские бояре, житьи люди, купцы должны «блюсти»

монастырского «купчину» вообще и особенно в случае каких-либо политических неурядиц («коли будеть Новъгород Великии с которыми сторонами немирен») [1117] . Так монастыри добивались свободного передвижения по территории Северо-Восточной Руси для своих «купчин» с торговыми целями, вне зависимости от той политической ситуации, которая складывалась. Но эта ситуация часто оказывалась весьма неблагоприятной для развития торговых связей. И потому крупные русские монастыри поддерживали обычно тех князей, политика которых была направлена к преодолению политической раздробленности. Подобная поддержка диктовалась реальными экономическими интересами монастырей. В частности, им важно было обеспечить себе возможность свободно торговать во всех русских городах, где им это представлялось выгодным. Такую возможность сулили монастырям великокняжеские жалованные грамоты, подобные грамоте Василия II игумену Кириллова-Белозерского монастыря Трифону 1446–1447 гг. «Коли пошлют своего черньда или белца лете в судне или в лодье, а зиме на возех, на манастырь купити что или продати, — говорится от имени Василия II в названном документе, — ино не надобе им с их манастырьского товара в всей моей вотчине, в великом княженьи, где ни на котором городе или в волостех, ни мыт… ни иные никоторые пошлины, опрочь церковных пошлин» [1118] .

1117

АСЭИ, т. I, стр. 155, № 220.

1118

АСЭИ, т. II, стр. 58, № 96.

Нельзя не отметить и известной противоречивости политики московских князей по вопросам монастырской торговли. Предоставляя монастырям таможенные льготы, князья в то же время стремились извлечь для себя выгоды из торговых операций монастырей, причем иногда в ущерб интересам последних. В связи с тем что на территории отдельных монастырей, расположенных в городах или вблизи их, заводились торги, где горожане сбывали ремесленные изделия и куда окрестные крестьяне привозили для продажи продукты сельского хозяйства, представители княжеской администрации устраивали около таких монастырей мыты (заставы для сбора проезжих и торговых пошлин). Но, поскольку монастыри обычно пользовались податным иммунитетом, князья по жалобам монастырских властей отдавали своим пошлинникам распоряжения перенести в другие места подобные заставы. Очень интересный материал, иллюстрирующий сказанное выше, имеется в жалованной грамоте великого князя Василия II Спасо-Евфимьеву монастырю около 1430 г. Под Гороховцом находился зависимый от Спасо-Евфимьева монастыря монастырь св. Василия. Близ него гороховские княжеские мытники стали «наряжать» мыты, в то время как раньше мыт находился «под городищом под Гороховским». Жалованная грамота Василия II содержит запрет мытникам собирать пошлины в неурочном месте, около монастыря; «а сидят на мыте под городищом под Гороховским, как сидели преже сего по старине», — предписывает князь. Но это предписание не подействовало, и в жалованной грамоте Василия II тому же монастырю, выданной в 1451 г., встречаем новое указание, обращенное на этот раз к наместникам и волостелям, «держать» «мыт на пошлом месте», а не под монастырем [1119] . Хотя в разобранном документе прямых данных о торговле на территории Васильевского монастыря нет, но сбор мыта как раз и свидетельствует о наличии здесь торга и о стремлении княжеской администрации извлечь для себя доходы из этого обстоятельства.

1119

Там же, стр. 482, № 439; стр. 492, № 452.

Говоря о монастырской торговле, нельзя, по-моему, не отметить и еще одного существенного факта. На монастырских торговых караванах, передвигавшихся по речным и сухопутным путям, находил применение труд так называемых наймитов. Неизвестно, кто это такие. Может быть, беглые крепостные крестьяне, может быть, лишенные земли и средств производства, но еще не попавшие в феодальную зависимость свободные крестьяне-общинники, наконец, может быть, крестьяне, уходившие на заработки. Но во всяком случае эти люди вместе с монастырскими судами и возами, лодьями и телегами совершали переходы на значительных пространствах, из одной области в другую, из одного княжества в другое. Передвижение указанной категории населения нельзя не учитывать в ряду тех факторов, которые содействовали росту межобластных связей (в виде общения между собой сельского и городского населения, зарождения форм классовой борьбы, вырывавшихся из рамок локальной изолированности, и т. д.). Здесь я возвращаюсь к тому же вопросу, который уже мной поднимался в первых двух параграфах. Во второй половине XV в. в деревне выделилась часть имущественно несостоятельного крестьянства, у которого не было земли и которое искало пропитания. Наймиты, работавшие на водном транспорте, выходили из той же социальной среды, что и «попрошаи», о которых говорят княжеские жалованные грамоты.

§ 4. Общие данные о развитии городов. Превращение сел в города. Приток туда сельского населения. Строительство крепостей

Показателем отделения ремесла от сельского хозяйства является рост городов. Наиболее крупной монографией, посвященной социально-экономическому и политическому развитию городов Северо-Восточной Руси в XIV–XV вв., является работа А. М. Сахарова [1120] . Автор исходит из правильной предпосылки о том, что город — это «особое социально-экономическое явление феодального общества…центр ремесла, торговли, товарного производства и товарного обращения, отличающийся по своей социально-экономической характеристике от других видов поселений или укреплений». Критически пересматривая на основе указанного определения понятия города все сохранившиеся данные источников о городах Северо-Восточной Руси XIV–XV вв., А. М. Сахаров приходит к выводу, что обычно встречающееся в литературе их количество (78) [1121] является сильно преувеличенным. Если не рассматривать в качестве города любое укрепленное поселение, каждое военно-оборонительное сооружение, каждый феодальный замок, а считать непременным элементом города как укрепленного пункта и центра феодального господства также ремесленно-торговый посад, то и число городов Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. придется значительно уменьшить.

1120

А. М. Сахаров, Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв., стр. 17.

1121

П. П. Смирнов, Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века, т. I, стр. 77; «Очерки истории СССР. Период феодализма. IX–XV вв.», ч. 2, стр. 112.