Обреченные на смерть
Шрифт:
Баба была небольшого роста и должна была встать на цыпочки, чтобы опереться локтем о стойку. Рука у нее была маленькая, но сильная.
— Тебя зовут Майк или Майкл? Некоторые Майклы любят, чтобы их называли Майками, а некоторые любят, чтобы их называли Майклами.
Его дружка из центра, Майкла Джордана, всегда звали Майклом.
— Майкл.
— Рада с тобой познакомиться, Майкл.
— Рад с тобой познакомиться.
— Мне нравятся эти слезинки. Правда нравятся. Они грустные и, ну я не должна была это говорить, я знаю, но все равно скажу, они смотрятся очень сексуально.
Маленькие груди, худой зад.
Вспоминая, как Рената произнесла эту фразу о том, что слезки смотрятся сексуально, Элвис опять почувствовал, что у него встает. Он лег на кровать и начал удовлетворять себя. Сначала он представил себе Ренату Казмейер, но потом перед его внутренним взором возникла Дженни Свейл, которая откусывала его язык и выплевывала ему в лицо. Чтобы отделаться от Дженни, он представил себе Люкса-Два, своего сокамерника. Полная кличка Люкса была Электролюкс — марка пылесоса. Так его прозвали за то, что он отсасывал очень классно. А «два» добавилось после того, как он обработал сразу двух заключенных в спортивном зале. Надзирателям показалось подозрительным, что там царит полная тишина, не звенят гири, никто не издает никаких звуков. Они заглянули туда и положили конец деятельности Люкса, который заканчивал обслуживать второго заключенного. Элвис любил поразвлечься с бабой, но там, где дело касалось минета, он предпочитал Люкса-Два.
Элвис был уверен, что теперь он точно уснет, но никак не мог отрубиться. Он встал, надел штаны, футболку и кроссовки «Рибок» Лютера Тодда. Он вышел из мотеля и завел свою машину марки «дельта-88», которую обнаружил припаркованной на одинокой лужайке возле какого-то шоссе в черт его знает каком районе и избавил от одиночества. Было чертовски холодно, и Элвис не хотел сидеть в холодном автомобиле.
Вернувшись в мотель, он включил радио и хотел поймать «ВБЛ, пинающие С», но в эфире были только какие-то дурацкие станции. Он настроился на одну, которая передавала вещь Барри Уайта «Я буду хорошо с тобой обращаться». Черт возьми, еще и суток не прошло с тех пор, как Элвис последний раз слушал Фрэнки Крокера, а уже так соскучился по нему. «Нет на свете никого лучше друга моего», какие прекрасные слова. Когда Фрэнки Крокера нет в эфире, то и эфира нет. Замечательно сказано. Чем дальше он удалялся от станции, передававшей передачи с Фрэнки Крокером, тем больше у него портилось настроение.
Элвис вынул из пепельницы на туалетном столике свои золотые коронки и надел их на передние зубы. Он прижал их языком, ему нравилось ощущать дорогой металл. В течение некоторого времени он улыбался самому себе в зеркале, которое стояло на туалетном столике, потом перешел в ванную и стал улыбаться самому себе там. Затем он снял с зубов коронки, завернул их в кусок туалетной бумаги и положил в карман своих штанов.
Элвис опять стал
— Тем временем, — продолжала дикторша, — зверское убийство послужило поводом для возобновления дебатов относительно введения смертной казни в штате Нью-Йорк. Ведущие сенаторы штата встретились сегодня утром в Олбани, чтобы назначить дату голосования против вето на смертную казнь, наложенного губернатором Маргарет О’Кифф. Сенатор Стивен Джей Пул от Манхэттена, бывший офицер полиции, ставший инвалидом после участия в перестрелке с торговцами наркотиков, сказал, что губернатор проявляет чрезмерную мягкость к преступникам…
Вновь раздался тихий, острый, холодный, убийственный голос Пула:
— Губернатор обвиняет нас в том, что мы мешаем ей заниматься решением этого вопроса о зверском убийстве. Ее «решение» — это билль, в соответствии с которым такие убийства будут наказываться пожизненным заключением, без права условного освобождения. Она говорит, что электрический стул не станет сдерживающим фактором. Может быть. Но разве пожизненное заключение может стать таким фактором? К черту сдерживающий фактор, в конце концов. Как насчет наказания? Хватит добродушно похлопывать по плечу таких людей, как Элвис Полк. Я говорю, что электрический стул — слишком легкая казнь для таких людей, как Элвис Полк. Нужно рубить головы таким элвисам полкам.
Слышны возгласы одобрения. Крики: «Да, да. Рубить им головы!» Затем дикторша продолжает:
— Губернатор О’Кифф выразила свое соболезнование родственникам и близким убитых детективов. Но она по-прежнему настаивает на том, что республиканцы рассматривают смертную казнь как политическое дело и не хотят изменений закона…
…Также в Олбани…
Элвис выключил радио. Он надел куртку и вышел из номера. Рената Казмейер сидела на капоте «дельты-88», стуча ногами по керамическому покрытию.
— Это «олдсмобиль» твоего отца?
Элвис не так уж часто смотрел телевизор в тюрьме, но знал, что его бывшая жена и дочка владели «олдсмобилем». Это, конечно, не могло быть поводом для угона «дельты-88», но иногда у воров не бывает выбора.
— Это машина моего друга, — сказал Элвис, полагая, что следующим вопросом Ренаты будет вопрос о том, живет ли его друг в Скрантоне, так как на номере было имя продавца автомобилей из Скрантона. Она также должна была спросить, живет ли сам Элвис в этом городишке.
Рената Казмейер, однако, не задала этот вопрос. Она просто в течение некоторого времени смотрела на Элвиса, засунув руки в карманы спортивной куртки, из швов которой лез пух, втянув голову в плечи так, что над воротником торчали одни уши, болтая ногами, чтобы улучшить кровообращение или, возможно потому, что выпила слишком много кофе и теперь хотела п исать, или из-за того, что приняла какой-то наркотик. В помещении мотеля ее волосы казались каштановыми, на улице они выглядели скорее рыжими. В одном ухе у нее была серьга с бриллиантом, в мочке другого уха — просто дырочка. У нее были широко расставленные глаза, словно слегка выцветшие, не совсем как у альбиносов, например, у Пинка Джеффа в тюрьме, но что-то вроде того.