Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Полян П.

При рождении его назвали Шимон Эоевич, сестер — Паня, Цея (Циля?) и Лиза. В начале войны все они сначала было эвакуировались в Житомир, но там их настигли немцы, и они вернулись в Онополь, где все, кроме Семена, погибли. Самого его спасла следующая цепочка обстоятельств: в 1940 г. его призвали, в пограничные войска, в Болград, он был курсантом. Помнит, как еще 21.06.1941 они пропустили последний эшелон в Германию.

В плен его взяли под Харьковом (в октябре 1942 г.). Его лагерь был в Житомире. С одной стороны, по его словам, никто никого не проверял, а с другой — стариков-евреев заставляли танцевать возле ямы. Увезли в Германию, причем поезд прошел через Славуту, где он сейчас живет, и Онополь.

Был он в Германии в лагере Бохольт.

Там-то и была регистрация, где он взял себе имя и фамилию очень хорошо знакомую — своего ближайшего друга, бывшего председателя райпо и 1-го номера расчета станкового пулемета, тяжело раненного за 2 дня до его плена (сам О. был 2-м номером того же пулемета) — Семенюка Василия Кузьмича.

«Переложился в Семенюка», — как он выразился. О своем спасении говорил так: «Свой не продаст — чужой не купит».

Работа в лагере: водили по хозяевам, его хозяина звали Беннер Венк, и жил он на Вестенштрассе. Перед попаданием к этому хозяину он весил 42 кг. У него он проработал до освобождения. Убегать было некуда.

До 1946 г. оставался в армии, охранял границу. Трудностей при устройстве на работу и т. д. и т. п. не подтверждает, причем такими словами: «Нет, трудностей не было. Вообще ничего не было — где поспать, где посидеть, что покушать». И еще он говорил так: «Это сильно тяжелое время было». Любимые выражения: «Ну а как же?!..» и «Как положено быть».

Записал П.М. Полян на основании видеоинтервью от 18.11.1997, взятого для Фонда Спилберга Татьяной Чайкой.

Лев Яковлевич Простерман. Кельнский период пленной жизни [38]

38

Из письма П.М. Поляну от 13.06.2003.

Родился в Харькове 24 сентября 1921 (?) г. В плену 1942–1945 гг.

Дорогой Павел Маркович!

<…>

13 сентября 1941 г. был призван в армию. 23 мая 1942 г. оказался в окружении, был контужен, а 26 мая, под Харьковом, попал в плен в лагерь в г. Павлограде. Здесь я увидел, каким издевательствам подвергались пленные евреи. Это была небольшая группа, человек 20–25. Их вели куда-то, при этом конвоиры заставляли одних везти верхом на плечах одних, а потом они менялись со своими товарищами местами. Кто обессилел, не мог везти на себе человека, был расстрелян на месте. Через несколько дней эту группу расстреляли в близлежащем яру.

Еще на фронте я получил от моих родных письмо, в котором сообщалось, что родителей моего отца, живших в г. Бендеры (тогда Бессарабия, позже Молдавия), немцы живыми закопали в землю, а потом заровняли танками. Так что я уже знал, какая участь ожидает евреев у немцев, и я дал себе клятву ни под какими пытками не признаваться, что я еврей. Все документы я уничтожил, характерных внешних признаков у меня не было [39] , и я записался как русский Просторов Алексей. «Просторов» потому, что это было созвучно с «Простерманом». В случае, если кто-то из бывших сослуживцев по моему 899-му полку 248-й стрелковой дивизии меня окликнет по фамилии, я имел бы шанс как-то «выкрутиться». Алексеем я стал потому, что хотел сохранить фотографии любимой, которые были подписаны мне как «Лесе». Так меня звали в детстве. Мои родные и близкие друзья зовут и теперь.

39

Он даже не был обрезанным. — Я.Я.

«Леся» уменьшительное имя Алексея. Так я стал «Просторов Алексей» еще в Павлограде и с этим псевдонимом прошел весь плен, без малого три года. Из последнего на Украине лагеря в г. Стрый, я попал в шталаг 326 на территории Германии, где пробыл

около 1,5 месяцев. Вначале меня поместили в госпиталь, так как отказала левая нога, и я не мог ходить. Я считал, что это результат контузии, которую я перенес примерно 23 мая 1942 г. в результате артиллерийского налета. В госпитале я встретил земляков, армейских медиков, которые меня стали опекать, подкармливать. В результате левая моя нога пришла в норму и меня перевели в блок, где формировали команды для отправки на производства. Отсюда я попал в Роденкирхен возле Кельна на завод «Гебрюдер», где меня поставили на операции окончательной доводки подшипников скольжения. Видимо, для транспортных средств. Цех назывался «Лагергале» и возглавлялся мастером Толли, жестоким человеком не только для пленных, но и для немецких рабочих.

Однажды у меня разболелся зуб, и я стал просить отвести к зубному врачу. Вместо ответа Толли стал избивать меня стальной развальцовкой — прутом диаметром примерно 16 и длиной в 400 мм.

Норму в 50 подшипников в день я выполнял постоянно, наравне с немецкими рабочими. Кормили нас очень плохо, в основном так называемым супом из листьев свеклы, брюквы или шпината, хлеб был тоже из свеклы по 200 грамм в день на человека. Многие пленные опухали, я также опухал в нижней части тела до поясницы, включая и детородные органы.

Осенью 1942 г., примерно в октябре-ноябре, ночью Кельн и его окрестности подверглись массированной бомбардировке армадой самолетов США и Англии. Погибло около 25 тысяч мирных жителей, были разрушены жилые районы, пострадали два моста через Рейн и всемирно известный Кельнский собор («Дом» [40] ).

Утром нас, пленных, повезли в центр города (и еще несколько раз) и мы весь день расчищали от завалов улицы города. Тут нас хорошо покормили из военных полевых кухонь, которые были установлены на улицах для кормления жителей разбитых домов.

40

От нем. Dom — собор. — Сост.

Водили нас и в самом Роденкирхене расчищать от пожара птицефабрику. В общем-то, город не пострадал. Только на станции сгорело несколько вагонов, груженных сырами, изготавливавшимися на фабрике «Ада», расположенной рядом с нашим заводом.

В один из летних дней 1943 г., когда в обед нам привезли «стандартный» суп из листьев ботвы, мы — инициативная группа из 10–12 человек, решили бойкотировать эту «еду», окружили котел и стали препятствовать раздаче баланды. Полицаи подняли шум, выскочили из своей «штубы» конвоиры, прикладами отогнали от котла и бросили в бомбоубежище, находящееся на территории лагеря. Три дня нам не давали пищи, а затем вывели на станцию железной дороги и повезли в штрафной лагерь в г. Люрен (близ Бонна), откуда через несколько дней отправили на угольную шахту «Мария I» в 5–6 км от г. Вюрзелена.

Так закончился Кельнский период моей пленной жизни, и начался шахтерский период, который я прошел до освобождения и каждый год я отмечаю этот день 9 апреля.

С искренним уважением.

13.06.03. Простерман.

Константин Абрамович Рутштейн. «Еще живой!» [41]

Я, Рутштейн Константин Абрамович, 1922 г. рождения, проживал до войны на Украине. С 1939 г. студент исторического факультета Ворошиловградского пединститута. В 1940 г. призван в армию. Служил в Житомире в 458-м тяжелом (152 мм пушки-гаубицы) корпусном артполку наводчиком орудия 1-й учебной батареи младших лейтенантов запаса.

41

Из письма К.А. Рутштейна А. Шнееру от 5.2.2006.