Обреченные стать победителями
Шрифт:
– Откровенно говоря, она побогаче тебя будет. Единственная дочь владельца трех торговых домов и… еще чего-то – слушал через слово. Не ругайся! Условия, что ее надо внимательно слушать, не было.
– Да наплевать, чем ты ее слушал, мне три сорима жалко! Я их мысленно уже потратила.
– Ты все равно должна мне половину.
– Какую еще половину? – возмутилась я. – Ты в своем уме?
– Посуди сама, Эден. Я честно отработал свою часть. Ты сказала быть милым, я был милым и даже проводил девушку до комнаты, хотя пришлось тащиться
С ума сойти! И цветочек понюхать, и ягодку съесть. Девушку ему подай, деньгами поделись… Жадный аристократишка!
– Лицо пополам не треснет, столичная принцесса?
– Ты мне должна два сорима, – невозмутимо настаивал он. – Принцессы умеют считать деньги.
– Вот поэтому у нас в королевстве не любят аристократов! А как, спрашивается, вас любить? Позволишь палец лизнуть, так вы сначала потребуете руки помыть, а потом до локтя отхватите! – Я сердито прибавила шагу и обогнала нахального шантажиста.
В тесной ботанической лаборатории стояли длинные столы, на которых под яркими магическими огнями теснились деревянные ящички с рассадой. Остро пахло алхимическими удобрениями. С погодой с самого утра не заладилось. По стеклянной крыше стучал дождь, гулкой барабанной дробью разносясь по небольшому помещению. По стенам змеились шустрые ручки. Изредка сверху падали крупные ледяные капли, заставлявшие от неожиданности вжимать голову в плечи.
– Мы проведем эксперимент по уходу за нежными растениями Рейнсвера. Вы собственными руками посадите семечко, проведете незабываемые часы наблюдения за ростом и напишите подробный отчет. Защита в конце учебной декады, – приговорил нас магистр к многодневным страданиям и, не обращая внимания на единодушный стон группы, велел:
– Работать будете по двое. Разбейтесь на пары.
– Но другим группам никаких экспериментов не давали! – возмутился кто-то.
– Должен ли я понимать, что вы, господа адепты, отказываетесь от задания? – Ранор препарировал смельчака таким взглядом, словно уже мысленно выставлял «отвратительно» на зачете.
В ботанической лаборатории повисла испуганная тишина, а потом народ дружно бросился разбиваться на пары, занимать места у рабочих столов и вообще единодушно изображать крайнюю заинтересованность в выращивании здоровой поросли плотоядных цветочков. Или что там нам предстояло сажать и выпестовать.
Я сама уже через минуту стояла на полную изготовку, в смысле, с совочком в одной руке, с деревянным стаканчиком-рассадником – в другой и белобрысым рассадником спеси – рядышком. Мы с ним оказались неделимы и, даже не перемигиваясь, бесшумно образовали дуэт, отпетый и отруганный, почти истинную пару, благословленную араустом.
– Не делай такой озабоченный вид, Эден, – тихо проговорил Илай мне на ухо, пока магистр с холщовым мешочком в руках обходил народ и раздавал разноцветные семена. – Я неплохо знаю ботанику.
– Угу, особенно теорию о тычинках и пестиках, – хмыкнула я.
–
Нам досталось ярко-фиолетовое зернышко с крупным желтыми бороздками.
– Маграция или по-простому рейнсверская мандрагора, – прокомментировал магистр. – Книгу о ней вы без проблем найдете в библиотеке в разделе ботаники. Наблюдать за ростом маграции – сплошное удовольствие, это растение полное неожиданностей.
– Оно не убежит из банки? – кисло спросила я, наблюдая за тем, как Илай крутит в руках будущий цветок, пока что больше всего напоминающий протравленную алхимическим ядом косточку персика.
– Не исключаю, – с довольным видом улыбнулся профессор и отошел к следующей паре.
– Он ведь пошутил? – нахмурилась я.
– Сомневаюсь, что он знает, что такое чувство юмора, – покачал головой напарник и положил семечко на стол.
– Как у тебя с теорией садоводства? – полюбопытствовала я.
– Иногда я наблюдал из окна, как Эмрис гоняла садовников.
– Замечательно. С основами ты знаком. – Я протянула ему совок и стаканчик. – Переходим к практике.
– Ты хочешь, чтобы я тебя погонял по оранжерее? – изогнул он брови, выражая удивление и не делая попыток забрать инвентарь.
Я прикрыла глаза, досчитала до пяти и с елейной интонацией начала объяснять:
– Вот это совок, а это рассадник. Вот этим ты берешь землю, вот сюда засыпаешь. Пихаешь будущую маграцию, которая мандрагора, в землю…
– Ты мне должна два сорима, – перебил он, намекая, что должок не грех и отработать.
– Ничего я тебе не должна! – возмутилась я.
– Эден, я правда вообще не смыслю в посадке растений, – попытался он увильнуть от необходимости ковыряться в ведре с землей.
– Совершенствуйся, Форстад! Лучшие повара, наездники и садовники – мужчины. Это почти постулат мироустройства.
– Давай на камень-ножницы-бумага? – предложил он. – Зачем ругаться, пусть все решит случай…
Злая как тысяча рейнсверских крикунов на гнездовании, под чутким руководством аристократической белоручки совком я расковыривала в ведре рыжую затвердевшую, как при засухе, землю и наполняла глиняными комочками стаканчик.
– Аккуратнее, Эден. Ты же не могилу роешь, а копаешь образец ценной почвы из другого мира, – контролировал он процесс, сунув руки – чистые руки, прошу заметить! – в карманы.
Клянусь, я была готова вырыть могилу любому белобрысому придурку, который рискнет и дальше умничать, а потом закопать его в любой почве, необязательно ценной.
– Ты смухлевал!
– Как можно смухлевать в камень-ножницы-бумага? – уточнил он.
– Не знаю, но ты точно смухлевал.
Семечко я сажала без особого пиетета, просто пихнула в землю и плеснула водички. Из-под стаканчика немедленно потекло. Со сдавленными ругательствами мы отпрянули от стола.