Обречены на подвиг. Книга первая
Шрифт:
Во время боевых стрельб Сани устроил для летчиков настоящий праздник. Притащив в свой кабинет в высотке армейский чайник с огненной водой и бутерброды из столовой, он каждого отстрелявшегося потчевал разбавленным спиртом. Понятно, что пилоты не спешили покидать гостеприимный кабинет, и постепенно он наполнился возбужденным недавними полетами и алкоголем народом. Стоял, как обычно в таких случаях, невообразимый гвалт. Каждый пытался поделиться своими впечатлениями, и всем Сани казался милым и добрым человеком. И вот, в разгар этого веселья в кабинет заходит майор Браилко, в то время командир третьей эскадрильи, и, перебивая шум пьяной толпы, обращается к командиру первой
– Михалыч! Где тебя носит? Командир уже все провода оборвал, не может тебя найти!
– А что случилось? – отвечает Виктор Михайлович.
– Как это что? Готовность иди занимай, группа уже в сборе, только ты один здесь пьянствуешь.
– Твою мать! Я и забыл! – посмотрел Михалыч на часы и, напялив на голову «говорящую шапку», поспешил к выходу.
Сани, до того бывший весь доброжелательность и гостеприимство, преградил ему дорогу:
– Не пущу!
– Да пошел ты на …! – оттолкнул его комэска.
– Товарищ майор! Не пущу! – врач прямо-таки повис на плечах у Животова.
– Это в честь чего? – зло отвечал рассерженный офицер, стряхивая его с себя.
– Вы выпили, товарищ майор!
– А кто меня поил? – отвечал пробивающийся к двери летчик.
Мы, сообразив, что два командира эскадрильи решили разыграть спектакль, с любопытством наблюдали за развитием событий.
– Я думал, что вы уже слетали, – бормотал растерянный Сани.
– Это твои проблемы, что ты думал. Надо, прежде чем устраивать пьянку, изучать плановую таблицу. А плановая таблица – это приказ командира на полеты, тем более на боевые стрельбы! Ты что, хочешь, чтобы командир эскадрильи не выполнил приказ командира полка? В жизни такого не было и не будет, так что пошел туда, куда я тебя послал! – все так же серьезно продолжал Животов.
Сани с опаской посмотрел на пилотов, еще несколько секунд назад таких дружелюбных и веселых, а сейчас многообещающе посуровевших.
– Все равно не пущу! – обреченно произнес он.
– А я тебя и спрашивать не буду. – Животов окончательно стряхнул с себя врача и решительной походкой вышел прочь из кабинета. Сани метнулся за ним.
Минут через пять они вернулись вместе. И пьянка продолжилась с новой силой, как тлеющий костер, полыхнувший от выплеснутого в него бензина. Сани «проглотил» шутку и всячески старался показать, что не в обиде.
Вскоре кто-то из наших случайно нашел в комнате отдыха забытую доктором общую тетрадку, в которой каждому летчику была дана подробная психологическая характеристика с указанием его сильных и слабых сторон. Больше всего нас поразил раздел, в котором Сани описывает отношение пилота к алкоголю. Описания эти были циничны и оскорбительны, типа: «тупой, но мнит из себя выдающегося», «будет пить, пока не упадет, как свинья, в грязь». По таким легендарным любителям выпить, как Гена Кормишин, Валентин Кабцов, Вадик Меретин, Саня Рыбалкин, Коля Крылов, Сани проехался, как асфальтовый каток.
Но Ахметов был не только одаренным провокатором, но и незаурядным льстецом, способным влезть чуть не каждому в душу. В гарнизоне он ни с кем не дружил семьями. И не потому, что трудно сходился с людьми. Наоборот, он мог подобрать ключи к каждому. Просто ему было неинтересно тратить время на тех, кто, с его точки зрения, не мог ему оказать какую-то поддержку и помощь, особенно материальную. А судя по тем записям, которые мы нашли, он откровенно презирал большинство летчиков, считая их пьянью и тупым быдлом.
Зато уж если человек мог быть ему полезен! Еще будучи начальником санчасти он подружился с начмедом
Во-первых, не успел молодой офицер отметиться на майорской должности, как по гарнизону разнесся слух, что в этом году он поступает в Ленинградскую медицинскую академию.
Во-вторых, в санчасть гарнизона завезли добротную импортную мебель, стоматологический кабинет укомплектовали по последнему слову техники, на стенах каждой палаты красовались шикарные ковры. Ноги пилотов, привыкших к суровому армейскому быту, утопали в высоком ворсе невиданных импортных паласов. В каждом кабинете веяло прохладой от диковинных по тем временам бытовых кондиционеров. Полежать в санчасти недельку-другую было равносильно профилактическому отпуску, и командир установил график отдыха летного состава. Но не долго продолжался этот рай. Как только Бакинский округ ПВО расформировали, неизвестно как и откуда появившееся добро так же неизвестно как и куда исчезло. Сани до убытия в академию скромно улыбался, обнажая два ряда своих золотых зубов, отвечая на неприятные вопросы любопытных летчиков красноречивым, загадочным взглядом куда-то вверх: мол, Бог дал, Бог и взял.
На должность Ахметова, убывшего в академию, приехало двухметровое чудо по имени Валентин Джураевич Садыков. Казах по национальности, этот великан только одним своим видом невольно вызывал уважение. Но летчики быстро поняли, что это был баран в волчьей шкуре или заяц в обличье тигра. Ни разу ни до того, ни после я не встречал такого противоречия между внешним видом и внутренним содержанием человека.
Помню первую мою стычку с новым доктором. В тот день были спланированы полеты в две смены. Я должен был лететь в первую, на разведку погоды вместе с командиром полка. Отъезд на разведку – в шесть утра. В пять тридцать я выскочил с ружьем из дома на утреннюю зорьку. Благо, болото было сразу за железнодорожной насыпью, в ста метрах от домов. Только я ступил своими болотными сапогами на травянистую вязкую поверхность, как из-под моих ног выскочила утка. Громко хлопая крыльями, она резко взлетела вверх. Вскинув ружье, не целясь, по звуку, я выстрелил дуплетом. В тот же момент напротив меня метрах в пятидесяти раздался такой же дуплет по той же утке. Несчастная птица рухнула в болотную жижу. По всплескам, которые доносились, я понял, что это подранок. Мы с неизвестным охотником молча пробирались к утке навстречу друг другу.
Стояли густые сумерки, и трудно было определить, кого мне послал черт на этом болоте. Я решил, что надо брать инициативу в свои руки, и сурово крикнул:
– Эй! Мужик! Утка-то моя! Она выскочила у меня из-под ног! И расстрелял я ее практически в упор!
Тот шел молча, громко хлюпая сапогами. Когда мы встретились, я узнал Валентина Джураевича.
– Привет, доктор! – более дружелюбно сказал я.
– Здравствуйте! – непривычно для неформальной обстановки – на «вы» – приветствовал меня врач. – Вы давно здесь? – все так же держа дистанцию, спросил он меня.