Обретая тебя
Шрифт:
На дне этой конкретной коробки был толстый, исписанный каракулями конверт — цветные завитки и фигуры покрывали всю его внешнюю сторону. Оно было адресовано мне женственным почерком. Повертев его в руках, я почувствовал себя не в своей тарелке. Неприятный укол в груди заставил меня вздрогнуть. Мне не нравилось, что я не контролирую ситуацию, поэтому вместо того, чтобы сразу открыть его, я спрятал его в свой ящичек.
Я не мог отделаться от ощущения, что письмо зовет меня. Я три дня зацикливался на каракулях на конверте — это был студент-художник из колледжа? Тайна этого опьяняла. Почему оно было адресовано
Выяснилось, что письмо писалось в течение нескольких дней. Автор услышал о городском сборе писем и решил написать мне по наитию. Оно включало в себя размышления о жизни в маленьком горном городке, лакомые кусочки информации, полученной на занятиях в колледже, факты об американском Западе и даже анекдоты с каламбурами. Я читал это письмо каждый день, пока не пришло новое. Точно так же оформленный конверт, такой же нелинейный бред внутри. Голос — ее голос — исходил из этих писем.
Были моменты, когда в темноте я мог представить себе её смех или дыхание у моего уха, пока она шепотом напевала текст, который сама сочинила. Ее письма приносили мне утешение в те мрачные моменты, когда я сомневался, что когда-нибудь снова отведаю маминого пирога с пахтой или услышу, как Финн смеется над действительно хорошей шуткой.
На протяжении многих лет она давала небольшие кусочки информации о том, кем она была. Не кто-то, кого я знал до призыва, а приезжая из Бозмена. Она училась в колледже в Чикалу. «Горы и река — мой дом», — написала она. Ее письма были веселыми, очаровательными, утешительными.
То, которое я носил с собой, было особенным. Новостные сообщения о конфликте на Ближнем Востоке были повсюду, и она правильно предположила, что я был в самой гуще событий. Она рассказала мне историю о Валькирии, о которой узнала на одном из своих курсов.
В скандинавской мифологии Валькирии были богинями, которые расправляли свои крылья и летали над полем битвы, выбирая, кому жить, а кому умереть в бою. Воины, выбранные Валькирией, умирали с честью, а затем доставлялись в зал Вальхаллы, в загробный мир. Их души наконец обретали покой.
Читая ее слова, я чувствовал себя комфортно, зная, что если я буду высоко держать голову и сражаться с честью, она придет за мной. Я пронес ее слова в своей голове. Во время рутинных зачисток или высокоинтенсивных миссий ее слова омывали меня, мотивировали и поддерживали. Она соединилась с чем-то внутри моей души — глубоким и незнакомым. Во время моего следующего отпуска я сделал татуировку с изображением расправленных крыльев Валькирии на правом предплечье, чтобы иметь визуальное напоминание о ней. Я всегда мог держать ее при себе.
Взглянув вниз, я закатал рукав, обнажая нижний край татуировки. Она была испорчена свежими шрамами гнева, но она была тут. Моя богиня была со мной в битве, и я выжил.
Въезжая в город, я знал, что должен найти ее — девушку, которая оставляла каждое письмо, подписанное просто: Джоанна.
Глава 2
Джоанна
Настоящее
—
Моя младшая сестра, Хани, взглянула на меня поверх своего телефона, пока я кусала губу, переводя взгляд с двух висящих платьев на то, которое я примеряла.
Я посмотрела на себя в зеркало.
— Я не знаю. Это кажется немного большеватым, понимаешь?
— Ты имеешь в виду скучноватым.
Я закатила глаза.
— Нет, просто… маловероятно, что в этом моя грудь выскочит сама по себе, когда я потянусь за салатом. Кроме того, оно удобное.
Теперь Хани закатила глаза.
— Действительно? Удобно? Да брось. Ты была той, кто сказала, что хочешь выглядеть горячо. Сделай это! Разве это не большая вечеринка в честь работы Трэвиса? Пусть он немного похвастается тобой.
— Ага… это их ежегодная вечеринка по случаю окончания налогового сезона или типа того. Он говорит, что это большое дело.
Я снова повернулась, хмурясь при виде длинного свободного платья на моём теле. Теперь, когда я смотрела на него, оно было каким-то бесформенным… и коричневым. Не хорошо. Я хотела чувствовать себя комфортно, выглядеть как я, но Хани была права. Я также хотела хорошо выглядеть для Трэвиса и его друзей по работе. Дело было в цвете? Может, в подоле?
Хани скрестила ноги, выключила телефон и уставилась прямо на меня.
— Послушай, если ты хочешь, чтобы Трэвис стоял на коленях, ты должна бросить ему кость. — Она указала на зеленое платье. — Вон то. Поверь мне. — Она вернулась к своему телефону.
Я коснулась шелковой зеленой ткани платья, висевшего на задней стенке гардеробной. Оно было великолепным — изумрудно-зеленое шелковое платье с запaхом, струящимися короткими рукавами и небольшим развевающимся подолом до середины икры. Это было не слишком откровенно, но определенно обтягивало мои изгибы, имея глубокий вырез и разрез сбоку. Так что, несмотря на то, что оно было далеко от моей нормы, я должна была признать, что оно было довольно идеально.
— Помимо того, что ты выглядишь в нём чертовски горячо, ты не можешь появиться в ботинках и брюках-карго.
— Я не собиралась надевать ботинки, — проворчала я. Но она не ошиблась. Мои предпочтения склонялись к удобным походным ботинкам, штанам для полевого гида и футболкам. Мне нравилось думать, что это потому, что они были практичными. Я была рыболовным гидом, и эта работа не очень сочеталась с любимыми платьями Хани и юбками-карандашами. Ее работа в области маркетинга и связей с общественностью означала, что она надирала задницы и собирала имена, и всё это в своих Louboutin.
Пока она снова писала сообщения на телефоне, я посмотрела на свою младшую сестру. Несмотря на то, что она была всего на два года моложе меня, она определенно всегда была на высоте, когда дело касалось внешности и моды. Она всегда была изысканной.
На самом деле иногда мне казалось, что она даже не понимает, насколько мы разные. Я всё ещё размышляла о том, в чём я не была похожа на свою сестру, как спросила её:
— Ты помнишь Майкла Дрейка? Из старшей школы?
— Ухх… Припоминаю. Бейсбольная команда, да? Я почти уверена, что мы вместе ходили на танцы.