Обретая тебя
Шрифт:
— Ага. Для моего выпускного. Когда он подошел ко мне после урока химии, я подумала, что он собирался пригласить меня. Я когда-нибудь говорила тебе это?
— Подожди! Ты не рассказывала! — теперь я привлекла ее внимание.
— Да, мы были партнерами по химии, и я несколько раз помогала ему с его лабораторными. Мы поладили, и когда он подошел ко мне после занятий, весь нервничая, я подумала, что он может попросить меня пойти с ним на выпускной.
Хани просто смотрела на меня, ее брови приподнялись, отчего ей стало немного неловко.
— В любом случае, —
Я отвела взгляд, не понимая, почему я только что рассказала ей эту историю. Я не завидовала Хани. По крайней мере, не всё время. Но были времена, когда мягкость и женственность давались ей так легко — это было просто то, кем она была.
Всё, включая её имя (прим. в оригинале имя Хани это Honey, что переводится как милая, мёд, сладость), излучало сексуальность — светлые волосы, длинные тонкие конечности, ярко-голубые глаза… Это была просто Хани. Я, с другой стороны, всегда чувствовала себя не в своей тарелке с моими не совсем светлыми, но и не совсем каштановыми волосами, смешанными серо-зелеными глазами и сильным за годы походов телом. Я была в хорошей форме, но не обладала мягкостью Хани. Единственное, что у нас, казалось, было общее, так это унаследованная грудь бабушки Наны. Она была буквально единственной вещью, которая казалась мне женственной, и в основном мешала.
— Ну, теперь я чувствую себя сволочью, — сказала Хани, обняв меня за плечи и прислонив голову к моей.
— Ты не сволочь. Кроме того, кого волнует Майкл Дрейк? В любом случае от него пахло детской присыпкой.
Это попало в яблочко. Она расхохоталась.
— Боже мой, ты права! Я совсем забыла об этом. Может быть, у него были потные яйца…
Сморщив лицо, я сказала:
— Фу! Теперь я не могу думать о Майкле Дрейке, не думая о его противных потных яйцах, — я покачала головой. — Так грубо…
Я посмотрела на Хани через зеркало и снова сжала ее руки. Она могла быть моей полной противоположностью, но она была моей сестрой, и для нее никогда не имело значения, насколько мы разные. Она никогда не просила меня переодеться или спрашивала, когда я собираюсь, наконец, погрязнуть в рутине, переехать с дивана в её квартире в своё собственное место, завести семью, жизнь. Мысли обо всём этом заставили меня нахмуриться.
Вздохнув, я решила, что сегодня слишком хороший день, чтобы думать о вещах, которые я хотела, но которых не имела, поэтому я вернулась к Важному Выбору Платья.
— Иисус, ты хочешь, чтобы Трэвис перестал относиться к тебе как к парню или нет? Разве ты не говорила, что он не был очень предприимчивым? С этим платьем, — она снова указала на зеленое платье, — тебе повезет, если он не затащит тебя в чулан и не трахнет прямо посреди ужина.
Хани посмотрела на меня, и все, что я могла сделать, это улыбнуться. Однозначно зеленое платье.
Я сорвала с себя коричневое платье-мешок.
— Ты совершенно права. Идеально подойдет сексуальное вечернее платье. Я чувствую себя очень хорошо в нем и хочу, чтобы он был рад видеть меня рядом с собой. Я думаю, оно может сделать это… и я определенно была бы не против небольшого
— ВАУ! Покупай его, девочка! — мы обе растворились в приступе хихиканья.
Я снова надела джинсы и свитер (и хорошо, ботинки), чтобы мы обе могли закончить наш девчачий день.
— Хорошо, теперь полуденная маргарита! — смеясь и перебрасывая мое недавно купленное привлекательное платье (и высокие черные туфли на шпильках, на которых Хани настояла, чтобы я их купила) через плечо, я продела свою руку через локоть Хани, и мы отправились на полдник с тако и текилой.
· · • • ? • • • · ·
Что, чёрт возьми, я думаю?
Всю последнюю неделю после похода по магазинам с Хани я каждый день примеряла праздничное платье и с каждым днем становилась все более и более неуверенной в своем выборе. Смотреть на себя в облегающем зеленом платье и на каблуках было приятно, очень хорошо, но… Мне было не по себе. Как самозванка. Нервы в моем животе затрепетали, и я приложила руку к животу, чтобы успокоить их.
Эта мягкая, женственная сторона меня не была чем-то, что я привыкла видеть и показывать остальным. Будучи единственной женщиной-рыбаком в округе, я была известна своим серьезным и откровенным подходом к людям. Только немногие, кого я впустила, увидели меня с другой стороны. Эта выставленная напоказ грудь и, безусловно, забавная часть меня была тем, что мне приходилось запихивать и прятать, держа только при себе, чтобы иметь хотя бы небольшой шанс быть уважаемой на поле.
— Что ты думаешь, Бад? Могу ли я справиться с этим? — мой рыжий хилер, Бад, склонил голову набок и посмотрел на меня, а его язык высунулся изо рта в глупой ухмылке.
— Ты прав, это здорово, мы в порядке, — я улыбнулась, потирая его шерсть между ушами.
Взглянув на часы, я поняла, что Трэвис уже опаздывает на девять минут… Сообщения тоже нет. Холодное покалывание пробежало по моим рукам, и я потерла их, отгоняя мысль: «Это не похоже на него».
Резкий стук в дверь квартиры заставил Бада вытянуться по стойке смирно и вывел меня из себя. Я пересекла гостиную и открыла дверь.
Трэвис стоял, смотря вниз, когда я отошла в сторону, приглашая его войти. Он вошел, даже не взглянув на меня.
— Привет! — сказала я, раскинув руки, готовая к нашему типичному приветственному объятию.
Трэвис наклонился вперед, быстро чмокнул меня в щеку и обнял сбоку. Бад настороженно стоял рядом со мной и смотрел на него с низким хриплым рычанием.
Какого хрена?
— Бад, хватит, — мой пес посмотрел на меня и вздохнул, свернувшись калачиком в своей лежанке у дивана.
Трэвис провел рукой по своим аккуратно уложенным светлым волосам и выдохнул. Он был одет в простой, но отлично сшитый черный костюм, голубую рубашку, черный галстук. Мысль о том, что он выглядел точно так же, как бухгалтер, которым он и был, промелькнула у меня в голове. Просто и безопасно.
— Эм, все хорошо? — спросила я, стараясь не обижаться на то, что он до сих пор не заметил моего наряда.
— Ага… — он поднял взгляд, удивление сменило напряженное выражение на его лице. — Ух ты.