Обретая тебя
Шрифт:
— Я знаю, мама. Но стать учителем было твоей мечтой, а не моей.
В треснувшей раме толстая рука дедули обнимала девятилетнюю меня, когда я держала удочку и своего первого «большого окуня». Я не могла не рассмеяться сквозь слезы, коснувшись его гордой ухмылки.
— Я скучаю по дедушке, — в горле образовался ком.
Дедушки не стало с тех пор, как я поступила в колледж на первом курсе, и его отсутствие причиняло мне боль каждый божий день. Он был моей скалой. Визиты к дедушке и бабушке в Чикалу Фолз были самыми счастливыми моментами моего детства.
— Я знаю, что ты это так, милая. Вы двое были
Это была печальная правда, которую было больно слышать вслух. Мне вдруг захотелось ничего, кроме как поговорить с ней по телефону. Я искала утешения, которое она не могла дать.
— Не буду тебя задерживать, мама. Извини, что позвонила и расстроила. Все будет хорошо.
— Хорошо, дорогая. Давай поговорим в ближайшее время.
Вызов закончился, и я сидела молча.
Дедуля был единственным человеком, который никогда не относился ко мне так, будто я всего лишь девчонка, будто я не могу сделать все то, что умеют мальчишки в городе. Он научил меня ловить рыбу, ходить в походы, ставить ловушки, охотиться. Я выстрелила из своей первой винтовки с ним, когда мне было восемь. Мне потребовалось шесть выстрелов, прежде чем я попала в старую тыкву, но он не позволил мне сдаться.
Когда Хани и я приезжали в гости, она отрывалась с бабушкой, училась шить, печь и садить, и мои занятия с дедушкой были поразительно похожи. Он показал мне, как латать палатку, как готовить рыбу, которую мы поймали у реки, и какие растения можно есть. Он ни разу не заставлял меня чувствовать себя хуже только потому, что я девушка.
Я провела кончиком пальца по выцветшей фотографии и почувствовала пустоту, созданную его отсутствием.
В старших классах я проводила все лето с ним и бабушкой в их сельском доме недалеко от национального леса Кутенай. Их земля простиралась на девяносто акров с доступом к ручьям для рыбалки, горам для пеших прогулок и долинам для выпаса животных со всего хребта. Мне стало комфортно, в собственной шкуре в тишине, которая растянулась между нами — он поощрял меня сидеть и просто слушать. Я могла положить голову ему на плечо и вдохнуть горный воздух. В такие моменты мне никогда не приходилось быть кем-то другим, кроме самой себя.
Решив поступить в местный колледж, я поехала на своей машине к дедушке, и когда он услышал эту новость, он потрепал меня по ноге и просто сказал:
— Хорошая девочка. Ты можешь сделать это. Ты можешь сделать всё, что задумала. Никогда не позволяй никому говорить тебе, даже твоим родителям, что твои мечты недостаточно хороши. Ты особенная, малышка.
Вспоминая мужчину, который так сильно повлиял на мою жизнь, я аккуратно поставила треснутую рамку обратно на полку. Я не была нытиком. Мне нужно было перестать себя жалеть.
Глубоко вздохнув, я собрала свои беспорядочные эмоции и немного подавила их. Может быть, сегодня вечером я и не буду чьей-то спутницей, но я уж точно не собираюсь сидеть одна в своей квартире в нижнем белье и плакать.
Остановив выбор на Нетфликсе, я схватила бутылку дорогого «Syrah», которую всегда покупала Хани, и свернулась калачиком на диване, бросив взгляд на смятую кучу зеленого шелка. Я похлопала по себе, Бад вскочил, шлепнувшись с глубоким сердечным вздохом своим коренастым телом рядом с моим.
— Слышу тебя, — сказала
Глава 3
Джоанна
— Итак, позволь мне прояснить, ты рассталась с пресным бананом? Это фантастическая новость! — волнение Хани излучалось из нее, когда она переворачивала блин. Он пах сладко, с нотками ванили, и у меня потекли слюнки. Пока она перемешивала свежую черничную начинку, я окунула туда палец, чтобы попробовать.
— Во-первых, Трэвис тот, кто расстался со мной… — я слизнула терпкую чернику с пальца.
— Неважно. Ты всё равно никогда не собиралась идти с ним до конца, — выдохнула она, отогнав эту мысль взмахом руки.
Для Хани это было так просто: перевернуть страницу, конец отношениям, «ты для меня мертв». Она вылила на сковороду еще один кружок теста. Хани работала в успешной PR-фирме в Бьютте, и мы жили в одной квартире в центре города. Все началось с ее квартиры, и в перерывах между работой гида я ночевала у нее дома. Чаще всего я спала на диване. Но спустя почти год она сказала, что не может вынести мысли о «бездомной сестре», и заявила, что квартира наша.
Я платила за аренду, и мы делили счета, но правда заключалась в том, что большую часть времени я не ночевала здесь, а разбивала лагеря вдоль рек и оставалась в провинциальных гостиницах в поисках новых мест. Однако одним из самых больших преимуществ жизни с Хани было то, что она была потрясающим пекарем.
Всякий раз, когда я была дома, а она не спешила на работу, она с нуля пекла самые вкусные угощения: булочки, булочки с корицей, блины, круллеры. Когда я однажды спросила ее, почему она никогда не следовала своей мечте и не открыла пекарню, она ответила: «Я должна делать хлеб, а не просто хлеб, понимаешь?».
Я рассмеялась, потому что она была в чем-то права. Если она собиралась поддерживать свой дорогой образ жизни, модная работа в PR-фирме определенно приносила больше денег, чем пекарь.
— Ну, ты всегда можешь приготовить для меня. Они потрясающие, — сказала я.
— Я знаю, — подмигнула она. Клянусь, эта девушка никогда не теряла уверенности. — Так скажи мне, — продолжала она, — ты высказалась этому придурку? Боже, я так зла, что не увидела этого!
Я незаметно слизнула ещё немного черники и ответила:
— Ну, я не позволила ему уйти без объяснений. Но я не знаю, это то, как это есть… Может быть, он прав.
Хани посмотрела на меня взглядом, которым могла смотреть только сестра. Часть меня ненавидела, что она знала обо мне все, поэтому она знала, что это полная ерунда.
— Ты считаешь, он прав? — спросила я, не в силах смотреть на неё. — Не пора ли мне измениться и отказаться от работы гида? Найти что-то другое?
— Даже не думай, — она указала на меня лопаткой. — Я слышала о курорте твоей мечты с тех пор, как мы были детьми. Ты не откажешься от этого дерьма. Если он не может справиться с твоей программой, то пошли его. Он изменщик-мудак. Клянусь, если я когда-нибудь увижу его в центре города, я оторву ему яйца, — искрящийся блеск в ее глазах был немного ужасающим. Хани всегда казалась готовой поднять ад во имя верности.