Обретенный май
Шрифт:
— Вот… Думаю, что вот это и есть ваша сестренка! — она положила альбом перед Ребровым и ткнула пальцем в белокурую девочку лет четырнадцати, стоявшую в первом ряду группового снимка. Павел, всмотревшись в лицо девочки, невольно кивнул, но тут же, спохватившись, изобразил крайнее волнение.
— Это правда… правда Машенька?!
— Погодите-погодите! — Ирина Петровна вновь села на свое место. — Вы только не торопитесь радоваться! — Теперь в ее глазах было явное сочувствие «брату». — Я ведь о ней сейчас ничего не знаю — где она, что с ней… И фамилия у нее была такая, что найти по ней кого-то
— Не понял…
— А чего тут понимать? — вздохнула Ирина Петровна. — У нас ведь дети-то какие?.. Брошенные! И в первую очередь своими мамашами… Ну а эта девочка — она к нам поначалу, как и многие, была передана из дома младенца. А после ей, наверное, уже годика два было… Да, два, потому что я как раз только-только в этот дом пришла работать, не предполагая, что так всю жизнь на одном месте и просижу… Только кто теперь нас, ветеранов труда, за это ценит?! Столько лет на одном месте, а благодарности — никакой, и пенсия — одна насмешка…
Павел сочувственно кивнул, решив не перебивать собеседницу: пусть выскажется, все равно в итоге вернется к Маше. Но Ирина Петровна, махнув рукой, оборвала себя сама:
— Извините, отвлеклась… В общем, мамаша ее объявилась, когда девочке было два годика, прошла прямехонько к нашей директрисе. Мы думали, может, насчет усыновления кого-нибудь из наших, но выяснилось — нет… Если честно, я не знаю, как они там с Любомиршей договорились, мы с ней были не слишком в хороших отношениях… Но эта самая мамаша стала у нас бывать примерно раз в месяц… Знаете, не хотелось бы на человека, даже такого, наговаривать лишнее, но ходили слухи, что она приплачивает нашей директрисе… И я бы не удивилась, если бы это оказалось правдой!
— Приплачивает? — пробормотал Павел. — За что?
— Ну как вы не понимаете! — Ирина Петровна снисходительно усмехнулась. — Во-первых, за все эти тайны… Ваш папа что же — был каким-нибудь важным чиновником?
— Вообще-то да, — Ребров отвел глаза, очень некстати припомнив своего покойного отца, всю жизнь проработавшего на автозаводе.
— Ну вот! Видите, я права!.. Вероятно, эта женщина, Валентина, его шантажировала, деньги вымогала… Вы уж извините, может, я и ошибаюсь, но по-моему, так оно и было. И почти все в нашем коллективе так считали. Потому что по виду этой бабы не скажешь, что у нее у самой полно денег… Ну а Маша с той поры так и проходила у нашей директрисы в любимицах. И когда после выпуска некоторым девочкам дали жилье, она единственная из всех получила не комнату, а квартиру… Так что с тех пор я ее и не видела, почти десять лет уже прошло… Если это вам поможет…
Ребров бросил на Ирину Петровну внимательный взгляд и решительно тряхнул головой:
— Спасибо вам, вы очень мне помогли! Точнее не мне, а нам… Я вынужден перед вами извиниться, Ирина Петровна, но я не совсем тот человек, за которого себя выдал… Вот! — Ребров извлек из внутреннего кармана пиджака удостоверение и протянул его обомлевшей Пургиной, круглое лицо которой моментально покрылось красными пятнами.
Некоторое время она тупо смотрела на удостоверение,
— Как же вам не стыдно! — она бросила ребровское удостоверение на стол. — Все-таки методы надо выбирать… Зачем же обманом. Мы ведь милиции доверяем, а выходит, что… Как вы могли? А я-то, дура старая, и уши развесила…
— Ничего противозаконного не произошло. — Павел отвел глаза: ему и в самом деле было неудобно перед Пургиной за этот обман. — Выслушайте меня, Ирина Петровна: речь идет о расследовании убийства и о судьбе вашей воспитанницы, которая может пострадать совершенно безвинно… Ваши коллеги, с которыми я успел пообщаться, говорить со мной не захотели. Испугались, наверное… Что мне оставалось делать?
Слово «убийство» произвело на Пургину впечатление, сразу охладив ее пыл.
— Что… Вы хотите сказать, что Машеньку подозревают в…
— Именно это я и хочу сказать, — твердо произнес Ребров. — И чтобы помочь ей, мы должны найти эту самую Валентину — Машину мать, понимаете?..
— Да я-то чем могу вам помочь? — Пургина нахмурилась. — Я ее, считайте, вовсе не знала, видела, конечно, но так — в основном издали… Она с директрисой общалась, а на нас, остальных, и внимания не обращала…
— Нам не нужно, чтобы вы ее знали. — Ребров вновь полез во внутренний карман своего пиджака и достал оттуда несколько фотографий. Снимки, с разрешения Нины Владимировны, были взяты Калинкиной на некоторое время из семейного альбома Паниных. Другой вопрос, что за прошедшие десять или около того лет мать Маши Паниной наверняка изменилась и Ирина Петровна могла ее элементарно не узнать. Калинкина, правда, прихватила несколько старых, тоже любительских, фотокарточек, но уже и вовсе плохого качества: бумага за давностью лет выцвела и пожелтела.
Когда Ребров впервые услышал Анину версию о предполагаемом убийце брата и сестры, он счел ее попросту плодом Аниной фантазии — настолько она показалась ему малоправдоподобной. Но чем дальше углублялись они в это дело, тем настойчивее Калинкина возвращалась к своему предположению. А события последней недели и вовсе заставили Павла признать, что все мотивы тянутся в одну и ту же сторону.
Вручая ему фотографии, Аня и сама согласилась, что делает это на всякий случай, что вряд ли Машина мать рискнула бы войти в окружение Паниных. Тем более что не так уж и много у генеральши друзей и знакомых. И тем не менее — проверить было необходимо. Проверка друзей и знакомых Маши с Женей займет куда больше времени, чем проверка окружения генеральши. А вдруг да и в самом деле повезет?.. Хотя вычислить эту женщину — еще не означает доказать, что именно она убийца.
Задумавшийся Павел не сразу услышал Ирину Петровну, уже не менее минуты разглядывавшую один из снимков и что-то ему говорившую.
— Что, простите? — он почти затаил дыхание, не позволяя себе поверить в удачу.
— Я говорю, что вообще-то не уверена, но… Вот эта женщина, она вполне могла бы быть Валей… Ну, Машиной матерью… Конечно, тогда та была моложе, но…
— Которая? — Ребров не выдержал и, вскочив со своего места, заглянул через плечо Пургиной. — Эта?!