Обручение на чертовом мосту
Шрифт:
Отпрянула в сени, прижалась к стене. Значит, этот путь к бегству отрезан. Надо выбраться отсюда каким-то другим образом. Может быть, через вторую дверь?
Ирена тихонько приоткрыла ее… Эта дверь вела прямиком в барские покои. Коридор, стены которого обиты штофом цвета бордо с золотистыми узорами, выглядел так же нарядно и изысканно, как и те комнаты, которые вчера мельком видела Ирена. Кругом стояла тишина.
Ирена кралась мимо череды дверей, опасаясь приоткрыть которую-нибудь: а вдруг откуда ни возьмись выскочит Адольф Иваныч вместе с Нептуном, которого он обучает разным губительным кундштюкам? Бульдога, положим, Ирена ничуть не опасалась, однако встречи с Адольфом Иванычем нужно было избежать во что бы то ни стало. Она шла и шла по коридору, тревожась, что, очень может быть,
– Поди, Куря! – ворчал кто-то. – Мешаешь!
– Сам поди, Савелька! – отвечал обиженно другой голос – тонкий, мальчишеский. – Теперь мой черед!
– Черед ушел в огород! – огрызнулся первый голос, принадлежавший неведомому Савельке. – А тут, знаешь, кто смел, тот и съел. Вот напробуюсь – и тебя пущу.
Ирена припала глазом к щелке и увидела небольшую комнату с приоткрытым окном. По стенам стояли высокие табуретки, а на них были водружены большие глиняные горшки. Рядом стояли табуретки пониже, на каждой тоже находился горшок. Во всех верхних горшках внизу была просверлены дырочки, из которых в нижний медленно стекала тягучая, тонкая, янтарно-золотистая струйка.
Что за чудеса? Что это такое?
Глава ХI
ПОБЕГ
Ирена всегда была чрезмерно любопытна. Вот и сейчас, не сдержавшись, она ближе прижалась к двери, и та под ее тяжестью распахнулась так резко, что Ирена ввалилась в комнату, едва удержавшись на ногах.
Двое мальчишек в рубахах и портках из небеленого полотна застыли перед горшками, с ужасом глядя на Ирену.
– Это не я! – возопил один, повыше и покрепче, с соломенными волосами и голубыми глазами, с румянцем во всю щеку. – Это не я, это Куря!
С этими словами он с невероятным проворством выпрыгнул в окошко. Приятель же его оказался менее ловок и везуч. Он тоже ринулся к окну, да на полпути вздержка его портков развязалась, он наступил на штанину и растянулся на полу.
Ирена не зевала: мигом оказалась рядом и придавила парнишку к полу, для верности наступив ему на спину. При этом она только сейчас обнаружила, что стоит босая, и с некоторым ужасом уставилась на свою нежную ногу. Как же она побежит через рощу и какой-то там мост?! В роще небось дорожки для нее не проложены, не выметены. А на мосту… на мосту доски, конечно, щелястые, занозистые… Надо во что бы то ни стало раздобыть какую-нибудь обувь. Хотя бы лапти вроде тех, что надеты на парнишке со странным именем Куря!
– Пусти, Христа ради! – пробормотал тот между тем, пытаясь повернуться. – Не выдавай немчуре! До смерти задерет!
При этих словах Ирена мигом преисполнилась к нему самого хорошего отношения. Однако она прекрасно понимала, что Куря немедля даст деру, лишь только она его отпустит. А потому руки-то она разжала и ногу с узкой тощей спины сняла, однако прежде, чем Куря успел подняться, проворно загородила собой окно.
Мальчишка вскочил, поддерживая портки, – и тотчас лицо его выразило такое откровенное разочарование Ирениным стратегическим маневром, что она не выдержала и расхохоталась. Куря смотрел обиженно, а Ирена – изумленно. На вид Куре казалось лет десять. У него были точеные черты, очень белая кожа, кое-где покрытая оранжевыми веснушками, но при этом – большие черные глаза необычайно красивого разреза, черные брови вразлет, густые черные волосы, стриженные по-крестьянски, нелепой скобкой, но даже это не могло испортить безусловной красоты тонкого детского лица. И в лице этом было что-то очень знакомое.
«Где я его видела? – рассеянно вспоминала Ирена. – Да где еще, как не в этом доме. Наверное, мелькнул перед глазами вчера или сегодня утром…»
– Отпусти меня! – взмолился Куря. – Отпусти, а? Ну что тебе проку в моей погибели?
– Неужели тебя до смерти убьют за то, что в окошко залез? – ужаснулась Ирена.
– Что в окошко – это еще полбеды, – повесил голову Куря. – А вот
Ирена поглядела на горшки. Так вот что это такое – золотистое, тягучее! Мед, ну конечно. Ей захотелось подставить палец под тонкую струйку, а потом облизать его. Захотелось есть!
– А почему мед из одного горшка в другой течет? – спросила она.
Куря уставился недоверчиво:
– Нешто не знаешь?!
– Знала бы, так не спрашивала, – пожала плечами Ирена.
– Откуда ж ты такая взялась, что не знаешь, как мед берут?
– Знаю, – обиделась Ирена. – Мед берут ложечкой из розетки, а в розетку накладывают из вазочки. Еще из плошки деревянной его берут, – уточнила она, вспомнив ту плошку, что разделила утром с Емелей.
– Мед берут из ульев, – пояснил Куря с видом превосходства. Поскольку он при этом повыше поддернул свои упадающие вниз штаны и завязал вздержку, выглядел он не столько важно, сколько комично. – Из пчелиных ульев. Пчелы с цветов пыльцу собирают, в улей несут, а там из него медок высиживают.
– Высиживают? – недоверчиво переспросила она. – Как несушка – цыплят?
– Это мне неведомо, – пожал плечами Куря. – Однако я доподлинно знаю, что пчела с цветка летит прямиком в свой улей либо в дупло, коли она дикая, а потом пасечник или бортник оттуда соты достают медовые.
– Как достают? – недоверчиво спросила Ирена. – Руками? А пчелы их насмерть не заедят?
– Непременно, – согласился Куря. – Заедят непременно, коли они не оборонятся. Знаешь, как Мирон, пасечник, наряжается, когда идет мед из ульев брать? На голове у него колпак кожаный с дырками для глаз, рта и носа, на руках плотные вареги с пальцами («Перчатки, значит», – с некоторым усилием сообразила Ирена), ну и вся прочая одежа либо застегнута плотно, либо так завязана, чтоб ни одна пчелка ни в портки, ни под рубаху не проскользнула. Сверху рубахи армячина плотный, на ногах сапоги с отворотами, в таких по болотине ходят. В руках Мирон несет деревянный лоток, а в нем ложка, нож и лопаточка. Выбирает он минуту, когда рой на промысел в поля и леса за пыльцой улетает. Откроет улей, а там соты лежат. Ну, это такие ячейки вощаные, мелкие-мелкие, в которых пчелы и выводят мед, – пояснил Куря, заметив, что в глазах Ирены не тает прежнее недоумение. – Коли хочешь на них посмотреть, открой любой из горшков, что наверху стоят, да погляди, – посоветовал Куря, однако Ирена прекрасно понимала, что, лишь только она отшагнет от окна, Куря немедленно даст деру, а поэтому решила обуздать свое любопытство.
– Потом погляжу, – усмехнулась она. – Да ты рассказывай, рассказывай!
– Ну вот, – продолжал Куря, тяжко вздохнувший оттого, что хитрость его не удалась, – Мирон ножом кусок сотов отрежет, лопаточкой подденет и в лоток положит. Потом другой кусок, третий, пока все соты не соберет. А тот мед, что в улей пролился, он ложкой подберет и в лоточек сольет.
– А пчелы? Они так и будут равнодушно смотреть, как Мирон забирает их мед? – возмутилась Ирена.
– Экая ты бестолковая! – возмутился в ответ Куря. – Я ж тебе сказал, что он за сотами идет, лишь когда рой улетел. Там, в улье, конечно, пчелы остаются, да им Миронову одежу не прокусить. Попусту жалят – и падают, и падают.
– Почему падают? Он их убивает, что ли?
– Они сами себя убивают. Пчела о кожаную маску или армяк жало ломает, а без жала она не может жить.
– Жалко… – пробормотала Ирена.
– Жалко у пчелки, – хихикнул Куря. – Нешто лучше, коли мед в улье засахарится да пропадет? Он людям понужнее будет. Пчелы еще сотов настроят, нового меду наделают. Такая уж их пчелиная доля!
– Ну ладно, – кивнула Ирена. – Как соты вырезают, я поняла. А эти горшки зачем?
– Так ведь мед в сотах запрятан, – пояснил Куря. – Что ж, его из сотов пальцем выковыривать, что ли? Кусками откусывать от сотов нельзя: брюхо забьешь вощиной – помереть недолго! Поэтому бабы кладут соты в особенные горшки, чтоб снизу, видишь, дырочка в нем загодя была проделана либо потом просверлена. Мед из сотов на дно сочится, а через дырочку вытекает в другой горшок. Ежели в нижний заглянешь, то увидишь чистый мед, – с самым невинным видом сказал Куря, однако Ирена по-прежнему была настороже и на новую уловку не поддалась.
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
