Обручение на чертовом мосту
Шрифт:
– Не иначе в графском кабинете куролесит, – озабоченно сообщил он. – Пойдем-ка…
И они быстро двинулись через анфиладу комнат, столь же прекрасно, изысканно убранных, как и прежние.
Ирене было уже не до их красоты, однако она спросила на ходу:
– Неужто здесь обошлось без женской руки? Или мать Игнатия… или граф был женат прежде?
– Никогда, – пропыхтел Емеля, едва поспевавший за ней. – Степанида, ведьма, его накрепко приворожила. Однако же не смогла добиться, вишь ты, вольной ни для себя, ни для сына. Граф-то пуще смерти боялся, что она получит волю и убежит от него, только и видели.
– Ну, глупость какая! Дал бы ей свободу, женился бы на ней – я слышала,
«Игнатий был бы законным сыном», – чуть не добавила она, да вовремя прикусила язык.
– Счастливы? – хмыкнул за спиной Емеля, и светильник в его руке вздрогнул при звуке нового выстрела. По стенам запрыгали уродливые тени. – Что-то вы с Игнашею все про счастье толкуете. А оно ведь, знаешь, что волк – обманет да и в лес уйдет. Неужто еще не поняла?
– Поняла, – вздохнула чуть слышно Ирена, досадуя на себя за то, что ее ничуточки не злит Емелино довольно бесцеремонное тыканье, и в эту минуту выстрел послышался совсем близко, чуть ли не за стенкою.
– А ну-ка, посунься, – бесцеремонно сказал Емеля, отодвинув Ирену в сторону, и первым заглянул за дверь.
Ирена поняла, что сделал он это не без риска нарваться на пулю, и запоздалый страх сжал ей сердце. Нет, не потому, что Игнатий, быть может, обезумел и начнет стрелять по людям. Она совершенно не представляла, как посмотрит ему в лицо, что скажет. Никакая спасительная мысль не осенила ее во время поисков. Разве что одна, совершенно уж бредовая: воротиться домой, открыть все родителям и умолить их выкупить Игнатия, который теперь стал собственностью какого-то неведомого Берсенева. Выкупить – и дать ему волю. А потом… так далеко Ирена не заглядывала, она знала только, что отец сделает все, чтобы их брак был признан недействительным.
Однако что же Игнатий все стреляет да стреляет? Не выдержав, Ирена заглянула в приотворенную дверь – да так и ахнула.
Комната, уставленная громоздкой, тяжелой мебелью, была ярко освещена множеством свечей. Блестели корешки толстых томов, видневшиеся в недрах большого книжного шкафа со стеклянными дверцами, почему-то стоявшего нараспашку. У стены, увешанной пистолетами самых разных видов, стоял Игнатий и, снимая один пистолет за другим, разряжал их во внутренность шкафов и горок, уставленных превосходными фарфоровыми и стеклянными фигурками. Так вот почему выстрелы казались такими особенно оглушительными! Это звенел, вдребезги разбиваясь, драгоценный фарфор…
Однако куда же смотрят слуги? Почему они не сбежались сюда, защищая господское добро?
Емеля, словно подслушав возмущенные мысли Ирены, оглянулся на нее с таким лукавством, что ей против воли стало смешно. Ну правильно: когда кота нет дома, мыши гуляют по столу. Что слугам до господских богатств?! А может быть, все отправились на ту же деревенскую свадьбу, куда ринулись Адольф Иваныч с Булыгою. Теперь, во всяком случае, понятно, почему Ирена и Емеля не встретили ни души. Ну что же, тем лучше. Тем легче будет отсюда ускользнуть. Вместе с Игнатием они уж как-нибудь справятся с Емелей. А если не справляться с ним, а взять с собой? Ну какая разница отцу, двоих крепостных выкупать или одного?
Новый выстрел болезненно ударил по ушам. Ирена сморщилась.
«Как бы прекратить эту дурь? Надо о будущем думать, а не сводить счеты с прошлым!»
«Дурь», впрочем, прекратилась сама собою: кончились заряженные пистолеты. Один Бог знает, для какой такой надобности они висели по стенам в полной боевой готовности. Может быть, конечно, граф любил подобные развлечения, только палил,
«Слава богу, что угомонился!» – подумала Ирена. Все-таки она в глубине души отчаянно боялась, что Игнатий выпалит в себя. Почему-то эта картина, которую она некогда с упоением рисовала в своем воображении, не вызвала на сей раз ни малейшего умиления. Ирена поспешно шагнула вперед и, встав так, чтобы загородить последний оставшийся на стенке пистолет, тускло блестящий перламутровой инкрустацией, совсем уж музейный, наверное, прошлого века (мало, конечно, вероятно, что он окажется заряжен, а все-таки!), уставилась на Игнатия.
Тот какое-то время глядел на нее безумными, незрячими от возбуждения глазами, потом вдруг резко, страшно покраснел и, махнув на Ирену рукой, будто она была докучливым призраком, потревожившим его больную совесть, отошел, забился в угол огромного кожаного дивана, уронил голову на кружевной антимакассар [8] , свесил руки меж колен…
– Мысли о прошлом теснились в душе Абадонны, и слезы, горькие слезы бежали по влажным ланитам, – пробормотал Емеля.
«Мысли не могут тесниться в душе», – хотела поправить Ирена, но тут Игнатий вскинул голову и воскликнул:
8
Кружевная салфетка на диване или кресле для защиты от «макассарского масла» – модного средства по уходу за волосами.
– Что это вы здесь делаете, Ирена Александровна? Вам уже давно пора восвояси отсюда убираться. Известное дело: богаты – так здравствуйте, убоги – так прощайте! Поглядите на стол. Видите вон тот расписной ящичек с сигарами? Это наше с вами единственное наследство, доставшееся от моего любящего папеньки. Едва ли оно вас порадует, а потому – скатертью дорога!
– Похоже, вы очень хотите от меня избавиться, – бледнея от незаслуженной обиды, пробормотала Ирена. – Однако не забывайте: мы с вами обвенчаны, а потому я должна…
– Вы мне ничего не должны, – ненавидяще прошипел Игнатий. – Так же, как и я вам. Если бы вы знали, сколько мне стоило убедить этого старого актера сыграть роль священника, вы с меньшей серьезностью распространялись бы обо всей этой чепухе! Он окрутил нас за сущие гроши! Поверьте, не вы первая и не вы последняя, с кем я сыграл такую шутку. Если девушку не заманить в постель иначе, чем после тайного венчания, – извольте! А что? Люди неправдою живут, и нам не возбраняется.
Ирена непроизвольно вскинула голову, лицо у нее вдруг сделалось ледяным, даже лоб заломило от этого внезапного ощущения холода. И в то же мгновение она поняла, что оскорбительные слова Игнатия – всего-навсего ложь, ошалелая, почти безумная… такая же, в сущности, какую он плел для нее месяца два назад, даже еще вчера. Только прежде он лгал, чтобы возвыситься в ее глазах. Теперь же готов был на все, чтобы пасть как можно ниже.
Емеля, стоявший за ее спиной, тихонько фыркнул, и Ирене почему-то легче стало. Ага, значит, вранье Игнатия и впрямь шито белыми нитками. Она только хотела бы знать, зачем Игнатий так уж изощряется.
– Идите! Идите себе! – крикнул он снова. – Зачем вы здесь? Уходите, пока… пока… – Он запнулся.
– Послушайте, Игнатий, нам нужно решить…
Она не договорила. Игнатий вскочил с дивана и ринулся на нее, сжав кулаки.
Лицо его в пламени свечей было искажено тенями и выглядело таким кошмарным, таким отталкивающим, что Ирена с криком отпрянула, выставив вперед руки, однако это было неосторожно, потому что Игнатий тотчас до хруста стиснул ее запястья, словно и впрямь собрался сломать.