Обручение на чертовом мосту

Арсеньева Елена

Впрочем, он Ирену интересовал мало. Куда большее любопытство вызывала у нее госпожа Макридина, именовавшаяся Людмилой Григорьевной. На вид ей было около двадцати пяти лет. Судя по голосу, она должна была оказаться неким подобием кикиморы с гитарой. В самом деле, в руках она держала гитару с синим полосатым шелковым бантом, которые в Петербурге навязывали на гриф только мещаночки либо купчихи. Что же касаемо до внешности… Ирена увидела невысокую, весьма субтильную чернявую даму в амазонке цвета адского пламени, вышедшего из моды года четыре как и ныне почитавшегося в обществе весьма vulgar. Впрочем, Ирена мигом поняла, почему Людмила Григорьевна носила это платье. Амазонка

туго обтягивала ее худенький стан и бросала отсветы на бледное, малокровное лицо, придавая ему некоторый румянец.

«Кому охота при красавице в дурнушках состоять?» – вспомнила Ирена аттестацию, данную Макридиной одним из болтливых слуг. Аттестация сия, надо сказать, показалась Ирене щедра непомерно! Даже при неверном ночном освещении видно было, что у Макридиной жидкие черные волосы, чье количество было не слишком-то искусно увеличено с помощью шиньона, на котором криво сидела маленькая черная шляпка – непременная подруга всякой амазонки. Из-под шляпки виднелась пышная, сильно взбитая челка, под нею – низкий лоб и востренький носик. От него расходились в стороны густые черные брови, слишком мощные для такого маленького личика. Подбородок был тоже востер и мал, а вот глаза и губы оказались у Макридиной очень хороши. Правда, этим полным, ярким, чувственным губам и большим черным глазам было, чудилось, тесновато на худеньком лице, однако они сразу приковывали к себе внимание.

Макридина улыбнулась – зубы тоже оказались белы и ярки, вообще улыбка весьма красила ее лицо, и Ирена подумала, что аттестация слуги, пожалуй, была вполне заслуженная. Нет, красавицей эту женщину не назовешь, однако сколько обаяния в улыбке!

– Кажется, вы, как, впрочем, и всегда, сели в лужу, Решето! – весело воскликнула Макридина, глядя на человека, приволокшего Ирену. – Сели в огромную лужу!

Причудливая и весьма дурно одетая публика, составлявшая свиту Макридиной, захохотала.

В голосе Макридиной тоже звучало злорадство – неприкрытое и очень обидное, поэтому неудивительно, что господин, названный Решетом (и носивший, судя по разговору слуг, фамилию Решетников), надулся и заговорил толстым голосом:

– Ошибочка вышла, дражайшая Людмила Григорьевна! Ни в какую лужу я не сел, как вы изволили сказать. Нашли с кем меня равнять, с девкою неграмотной! Чудо, конечно, что она вовсе слово такое слышала – сирены! Однако выходит совершенно по пословице – слышала звон, да не знает, где он. Сирены, эва хватила! Сирены те были ужасные существа с собачьими головами, которые обитали на скалах, самопроизвольно сдвигающихся, и они хватали мореплавателей с корабля баснословного эллина Язона, отправившегося к берегам туманного Альбиона с целью пораздобыть несколько золотого руна для пополнения своей обнищавшей казны.

Решето с важным видом умолк, а Ирена так и замерла, готовая не то хохотом разразиться, не то перекреститься от ужаса, услышав всю эту ахинею.

– Однако лихо же поднаторел Решето в науках гисторических! – завистливо пробормотал мелкорослый дворянчик с длинным конопатым носом. Очень может быть, это и был помянутый слугами Чиж, было, ну вот было в нем что-то этакое, чижовое… Впрочем, прозвище Стрекулист ему тоже чрезвычайно подходило.

– Ну-с? – с непроницаемым видом обернулась Макридина к Ирене. – Что скажешь на это? Лихо тебя Решето обрезал, а?

Ирена внимательней всмотрелась в темные глаза Людмилы Григорьевны. Мало что можно было там разглядеть. Губы сложены насмешливой улыбкой, и не поймешь, насмехается она над Решетом, который перепутал в мифологических сказаниях вообще все, что можно было перепутать, или сама ничего о них не знает.

– Нисколько он меня

не обрезал, – сказала Ирена с независимым видом. – Сожалею, но господин Решето несколько исказил истину. Цирцея была волшебница, очаровывавшая мужчин и превращавшая их в свиней. – При этом она потупилась, чтобы не окинуть слишком откровенным взглядом собравшееся вокруг Макридиной общество мелкопоместных, которые вполне могли служить иллюстрацией к ее словам. – Сирены – птицы с головами прекрасных девушек – жили на острове, мимо которого проплывали корабли Одиссея. Пение сирен было губительно-прекрасным, мореплаватели, заслышав их голоса, теряли разум и бросались в волны. Собачьими же головами обладало чудовище по имени Скилла, обитавшее рядом со смертельным водоворотом, называемым Харибда. Между Скиллой и Харибдой также проплыл корабль Одиссея, ну а аргонавтам, которыми командовал Ясон, удалось проскользнуть между скалами, которые звались Симплегады: они сталкивались и давили проплывающие между ними корабли. После этого скалы остановились навсегда и перестали губить мореплавателей. К слову, позволю себе заметить, что плавали аргонавты вовсе не к берегам Альбиона: ведь Альбион – это Англия, которая находится очень далеко от Эллады! – а к берегам Колхиды. Целью их было золотое руно, однако вовсе не казну свою должен был пополнить Ясон – он исполнял волю жестокого царя Пелия, который замыслил его погубить.

Кругом захохотали:

– А ты что нагородил, Решето? Решето ты и есть, к тому ж дырявое!

– Ну, значит, – не сдавался Решето, – это царь Пелий хотел пополнить свою обнищавшую казну за счет златого руна!

– Довольно! – сказала Людмила Григорьевна. – Вы мне надоели, сударь. Подите, подите с глаз моих!

– Как же, милостивая государыня? – с искренним ужасом спросил Решето. – Как же уходить, коли я еще поесть даже не успел? А дома у меня, сами знаете… семеро по лавкам, да и те лаптем щи хлебают… Я мясца, может, с самой Пасхи не отведывал… дозвольте хотя бы куснуть…

– Ах вы, наглец! – страшно возмутилась Людмила Григорьевна. – Когда бы вы сказали, что жалеете покидать мое общество, что страшно вам утратить мою дружбу, я, конечно, смилостивилась и позволила бы вам остаться. Но коли вы так меркантильны… коли вы от меня жаждете только удовлетворения своему ненасытному желудку, то подите прочь и не смейте больше появляться пред моими глазами! Подите, подите! – вскричала она, вскочив со стула и мотая головой. – Наслушалась я ваших бредней, дайте теперь с нормальным человеком говорить.

– С нормальным человеком? – обиженным, дрожащим голосом выдавил Решето. – Это для вас девка, беглая из крепости, – человек?! Ну, коли так, прощайте навеки!

И он опрометью кинулся прочь.

– Навеки, – пробормотала Людмила Григорьевна, – это значит самое большее неделя.

– Да что вы, чаровница, разве выдержит Решето без вашего общества целую неделю? – сюсюкающим, чрезвычайно подхалимским голосом произнес Чиж (а может быть, Стрекулист). – Ручаюсь, что не поздней чем через три дня вновь обременит он вас, прекрасная дама, своим обществом!

– Готов побиться об заклад, это случится уже завтра, – пробормотал еще какой-то человечек, весьма незначительного и поблеклого облика, как и все, здесь присутствующие, и точно так же годившийся на прозвище как Чижа, так и Стрекулиста. – По рукам, что ли?

– По рукам! – азартно вскричал первый. – Разбейте, владычица!

Людмила Григорьевна рассеянно махнула на них затянутой в черную перчатку рукой, не сводя глаз с Ирены:

– Что пустое мелете? Поспорили бы лучше, кто в самом деле эта особа, которая так лихо затолкала в лужу наше несчастное Решето!